— Тот, что вы предложили, ваша светлость. Бишопс Хилл, покинутый Джеффом и Чарльзом. Мистер Тальберт упомянул, что вы выделили для меня деньги, чтобы я могла начать подыскивать актеров.
— Когда вы начнете?
— Возможно, завтра утром, если вы не возражаете.
— Конечно, я не возражаю. Все, что вы пожелаете.
— Спасибо.
— Удалось ли вам найти подходящее жилье?
— Мы осмотрели один дом, но сначала я хотела бы обсудить оплату для моих друзей, актеров.
— О.
Она сложила руки на коленях, стараясь производить впечатление твердой и суровой, но милой и привлекательной воспитательницы:
— Это слишком.
— Таков был наш договор.
— И все же я думала, что вы будете ждать, пока Джефф и Чарльз будут привлечены к ответственности. Благодарю вас, — сказала она так искренне, что он почувствовал себя пристыженным. — Но это не ваша битва.
— Сара, это мелочи.
— То, что для вас — мелочь, для них жизненно важно. Я встречала в жизни мало открытости и доброты. Конечно… — Она запнулась, словно обдумывая, разумно ли будет продолжать.
Гэвин чувствовал ее недоверие. Он не хотел, чтобы этот искренний, открытый разговор оборвался.
— Конечно?.. — повторил он.
Она покачала головой.
— Желаете ли вы что-нибудь съесть?
— Если вы хотите знать, чего я желаю, то я хочу услышать продолжение вашей мысли. Договаривайте, Сара. Скажите мне то, что собирались сказать.
Она провела рукой по ткани платья, словно этим движением могла стряхнуть его с коленей.
— Конечно, не будем забывать о том, чего вы хотите от меня. О том, что могли взять прошлой ночью. Что
Он мог бы поспорить, но не стал и откинулся на спинку стула.
— Но вы не стали этого делать, ваша светлость, — заметила она.
— Но вы не стали,
— Мне неловко.
— Это и будет неловко, если вы не привыкнете. Я бы попробовал.
Но тут она заупрямилась. Вместо того чтобы удовлетворить его небольшую просьбу, она сказала:
— Мы оба знаем, что вы чего-то хотите от меня, но я не уверена, что понимаю, чего именно.
Он и сам этого не понимал.
Да, он хотел уложить ее в постель.
Но он также жаждал ее внимания. Хотел, чтобы она не относилась к нему с подозрением. Хотел что-то значить для нее… Потому что Сара, хотя он еще не был в этом вполне уверен, очень много значила для него…
Гэвин вскочил на ноги. Эти мысли небезопасны. Есть границы, которые он не в силах переступить, но она все время искушает его. Он хотел большего, чем просто секс.
— Давайте выйдем отсюда, — предложил он.
— И куда пойдем?
— Скажите, куда бы вы пошли в такой июльский вечер?
— Куда бы
Гэвин взял ее за руку и потянул со стула с неожиданным желанием выйти с этой женщиной на свежий воздух, где не будет этой чертовой преграды между ними.
— Да, — сказал он, — если бы у вас был свободный вечер и вы могли отправиться куда угодно,
— У меня не было денег ни на что, кроме работы, — сказала она.
— Но если бы вы могли куда-нибудь пойти, что бы вы выбрали?
— Воксхолл, — сказала она. — В такой летний вечер я бы отправилась в Воксхолл.
Гэвин никогда не был в Воксхолле. Отец говорил, что это место прогулок черни. Даже получая приглашения туда, отец всегда их отклонял, и Гэвин поступал так же — больше по привычке, чем от нежелания.
А теперь он понял, какую ужасную ошибку совершал. Неудивительно, что его считают образцом морали и нравственности. Он просто не обращал на себя внимания.
— Едем в Воксхолл, — объявил он. — Где ваша шляпка?
Он потянулся за своей шляпой, лежащей на столе.
— Вы шутите, не так ли? — спросила Сара, не двигаясь с места.
В ответ Гэвин прошел в спальню и, увидев ее шляпку рядом с умывальником, принес ее в гостиную.
Но даже надев шляпку и завязав ленты, Сара глядела на него неуверенно и удивленно. Взяв висевшую на спинке стула шаль, она спросила:
— Вы и вправду хотите поехать в Воксхолл?
— Не представляю места лучше, чем это, — сказал он, предлагая ей руку.
Там не будет никаких теней его отца. На один вечер он хотел стать таким, как все мужчины. Кто знает? Учитывая, что завтра у него дуэль, возможно, это его последний вечер. Он хотел насладиться им сполна.
Сара взяла Гэвина под руку, глядя на него так, словно видела его впервые в жизни.
Может быть, так оно и было.
Гэвин сам не понимал себя. Возможно, этот толчок дала ему предстоящая дуэль. А может быть, дело в том, что он устал быть верным псом на государственной службе и носить поноску для правительства? Быть может, все из-за того, что он хочет отдохнуть от всех обязанностей, формальностей, из-за того, что он хочет Сару Петтиджон?