Свидетель Мертвых

– Разговоры с мертвыми всегда будут трогать меня до глубины души, – ответил я. – В противном случае я не смогу следовать своему призванию, заниматься своим делом. Если Свидетель становится невосприимчивым к ужасам смерти, он теряет способность говорить с мертвыми.

Она еще сильнее прижала уши.

– Много ли таких Свидетелей среди ваших прелатов, Келехар? Тех, кто давно служит?

– Мы выгораем, – объяснил я, – как свечной фитиль, тонущий в луже расплавленного воска. У меня есть еще около пяти лет, а потом я тоже перестану их слышать.

– Вы думаете, это принесет вам облегчение?

– Не знаю.

Я обрадовался, когда подали еду, и не только потому, что был зверски голоден. Выпечка оказалась очень вкусной; ветчина и острый белый сыр были завернуты в нежное тесто, и булочки держали в печи ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы образовалась хрустящая корочка, а сыр расплавился. Невозможно было есть их аккуратно, но служитель принес стопку салфеток. Булочки очень хорошо сочетались с айканаро. Головная боль постепенно отступала.

Мы помолчали несколько минут, потом я сказал:

– Вы о чем-то хотели со мной поговорить.

– Да, – ответила Чонадрин. – Хотела. Но сейчас…

– Да?

– Мне кажется, сейчас неподходящее время для того чтобы обсуждать личные проблемы.

– В желании отвлечься нет ничего плохого, – возразил я. – Честно говоря, я и сам не против занять мысли чем-то другим.

– Я вас понимаю, – пробормотала она, но довольно долго молчала, прежде чем выпалить: – Вы, конечно, уже догадались, что речь пойдет о письме.

– Не могу сказать, что удивлен. Вас что-то тревожит?

– Все! – воскликнула она, раздраженно взмахнув рукой, так что едва не опрокинула свою кружку. – Я не хочу обидеть осмера Тилмереджа – мне кажется, он очень одинок и несчастен, но я боюсь, что если отвечу на его письмо, то разобью сердце дедушке. Я имею в виду своего деда из рода Деленада.

– Того, кто вырастил вашу мать как собственного ребенка.

– Да.

– Вы говорили с ним?

– Он живет в окрестностях Кето. Я шесть или семь раз пыталась написать ему письмо, но в конце концов бросила. – Кончики ее ушей печально опустились. – Я не знаю, что мне делать.

Я осторожно спросил:

– Вы чувствуете, что вам нужно получить разрешение дедушки?

– Нет, – она покачала головой. – Дело не в этом. Просто…

– Вы чувствуете, что в любом случае причините боль либо осмеру Тилмереджу, либо своему деду, а вы, естественно, не хотите ни того, ни другого.

– Верно, – с облегчением в голосе кивнула она. – Я не…

Она напряженно думала, а я тем временем доел булочки. Один очень старый прелат из Лохайсо как-то сказал мне, что большинство просителей могут сами решить свои проблемы, если их внимательно выслушать.

Наконец, Чонадрин уверенно сказала:

– Сначала я должна написать дедушке. Я не могу допустить, чтобы он узнал обо всем от кого-то другого.

Я кивнул и подлил себе чаю.

– Но я думаю, что даже если мой дед будет возражать, я все равно должна написать осмеру Тилмереджу, – добавила она. – Ведь он был сослан, и, значит, его нельзя винить в том, что он бросил мою бабушку.

– Вероятно, она могла бы поехать с ним, – заметил я. – Многие жены так делали.

– Но она даже не согласилась выйти за него замуж, а из его письма я поняла, что осмер Тилмередж очень этого хотел.

– Должно быть, она была… – я помолчал, подыскивая слова, – очень целеустремленной дамой.

– Чудесный способ назвать ее упрямой старой каргой, – усмехнулась Чонадрин. – Но вы правы. Как только моя бабка вбивала себе что-то в голову, никто и ничто не могло поколебать ее. И я ни разу не видела, чтобы она чего-то боялась.

Я представил себе молодого осмера Тилмереджа, сосланного в Танверо и обнаружившего, что его невеста, оказывается, не любит его настолько сильно, чтобы бороться за него или последовать за ним в ссылку. Неудивительно, что он решил стать городским историком вместо того, чтобы найти себе другую жену.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала Чонадрин. – Благодарю вас. Вы действительно умеете слушать, Келехар.

Я улыбнулся ей, хотя эта улыбка далась мне с трудом и, наверное, выглядела неестественно.

– Я Свидетель, – ответил я. – Такова моя природа.

В ту ночь я спал как убитый, но все равно наутро чувствовал себя усталым и разбитым. Мне пришлось принять пятерых посетителей (иногда случался наплыв желающих). Двоим не требовалась моя помощь, и я направил их к местным прелатам Улиса; двум другим я помочь не смог; зато просьба пятого стала поводом ненадолго покинуть контору, чтобы выяснить, была ли смерть его жены несчастным случаем или самоубийством. Все это время я страшился наступления полудня, понимая, что, если не вернусь во Второй производственный ангар, отало Занарин просто пришлет за мной послушника. Я не смог заставить себя пойти поесть, хотя знал, что потом пожалею об этом.