– Озивис и Панеджет. А меня зовут Мевиджо Тратонаран. Я могу немного рассказать вам об Инширан. – Она нерешительно помолчала и внезапно предложила:
– Хотите чаю?
Меррем Тратонаран закрыла магазин и провела меня по узкой винтовой лестнице, расположенной в задней части здания, в тесную квартирку. Здесь царил небольшой беспорядок, какой бывает в любом доме, где есть маленький ребенок. Она вставила монету в пять зашанов в газовый счетчик и зажгла единственную горелку, наполнила чайник водой из-под крана и поставила его на огонь.
Мы сели за стол. Меррем Тратонаран держала на коленях малыша, а Озивис неуверенно топтался у нее за спиной, разглядывая меня так, словно я мог оказаться опасным. Я сказал:
– Я являюсь Свидетелем меррем Авелонаран по поручению ее родственников, которые, естественно, хотят узнать, как она умерла и почему ее похоронили на кладбище Улчорани.
– Конечно, – кивнула меррем Тратонаран. – Я не слишком много о ней знаю, потому что они прожили здесь совсем недолго.
– Сколько?
– Три или четыре месяца. И большую часть времени меррем Авелонаран плохо себя чувствовала. Она говорила, что это из-за беременности; возможно, так и было, женщины действительно иногда умирают от этого.
Мне не понадобилось долго размышлять над ответом: я был Свидетелем Инширан Урменеджен, и это значило, что я не имею права лгать о ней.
– На самом деле она была убита.
И меррем Тратонаран тут же сказала:
– Это мер Авелонар ее убил.
– Вы так в этом уверены, – заметил я.
– Мне не хотелось об этом думать, – вздохнула она. – Ведь это так ужасно, представлять себе, что ее медленно убивали и никто ничего не сделал, чтобы ее спасти. Но ее муж был таким бессердечным, он равнодушно относился к жене при жизни и сразу же забыл о ней после смерти. Он постарался организовать самые дешевые похороны, причем как можно быстрее, и еще торговался с мером Кремореджем, каменщиком, по поводу цены за имя ребенка на могильной плите.
Было ясно, что она до сих пор переживала потрясение от тех событий.
Я и сам находил это шокирующим.
– Почему ее похоронили в Улчорани?
– Она оговорила это в своем завещании, – объяснила меррем Тратонаран. – Мер Авелонар был очень зол – ведь это означало, что ему придется оплатить похороны. Они с Озивой из-за этого поссорились.
– Мне кажется, мер Авелонар был очень скупым, – заметил я.
– О да, – кивнула она. – Моя бабушка сказала бы, что он у собственной тени потребовал бы плату за право следовать за ним по пятам.
Чайник засвистел, и меррем Тратонаран в течение следующих нескольких минут была занята чайником, чайными листьями, чашками и блюдцами, а потом вернулась к столу с тарелкой твердых имбирных пряников, которые пекли в Амало. Они назывались веневеты и очень долго не черствели. Она дала по прянику сыновьям.
За время жизни в Амало я пристрастился к веневетам. Пока заваривался чай, я взял пряник и спросил:
– Вы знаете, куда переехал мер Авелонар?
– Нет, мне известно лишь, что похороны состоялись в полдень, а к закату его уже здесь не было.
– В полдень?
Не знаю, почему меня это так потрясло. Мер Авелонар уже доказал, как низко он может пасть, а убийство было гораздо хуже экономии на похоронах. Меррем Тратонаран горестно кивнула.
– Это были самые дешевые похороны, которые мы с Озивой видели. Бедная меррем Авелонаран. Она заслуживала лучшего.
– Семья похоронила ее как полагается, – сказал я.
– Слава богиням, – искренне воскликнула она.
Я задал еще несколько вопросов, но оказалось, что меррем Тратонаран уже сообщила мне все, что знала. Мы выпили по две чашки чая боронат, она рассказывала мне о своей семье, я слушал. Вскоре Озивис осмелел и тоже принял участие в разговоре, а Панеджет уснул на коленях у матери.
Меррем Тратонаран также дала мне информацию, необходимую для дальнейшего расследования: имя прелата Ксайво, к которому обращались за медицинской помощью окрестные жители, и его адрес.
Врача звали Радора Хусавар; он жил и работал позади принадлежавшей его жене чайной на Зимней улице. Это был эльфийский мужчина невысокого роста; судя по толстым линзам очков, он видел не лучше Аноры.
Я объяснил, кто я такой и зачем пришел.
– Вполне естественно, что ее семья хочет узнать все, что возможно, о том, как она умерла.
– Конечно, – согласился Хусавар. – Но я не думаю, что вам захочется подробно рассказывать родственникам о ее смерти. Меррем Авелонаран ужасно страдала, отала, ее постоянно рвало, она ничего не могла есть; а потом ее мучили кишечные колики. Я перепробовал все известные мне средства.
– Ее медленно убивали калонваром, – сказал я.
Его глаза за толстыми стеклами очков стали огромными.
–
– Скорее всего, ее муж.
– Да, похоже на то. Он был очень холоден с нею, – мрачно заметил Хусавар. – За все это время он даже бровью не повел, и это вполне естественно, если он сам ее травил. Я стараюсь не судить своих пациентов и членов их семей, не испытывать к ним ни привязанности, ни неприязни – уверен, это звучит для вас знакомо, отала, – но он мне очень не нравился. Однако у меня не возникло никаких подозрений.
– Как же вы объясняли ее недомогание?