Я едва не ляпнул, что предпочитаю разговоры с мертвыми общению с живыми, но вовремя прикусил язык.
У Чонадрин было такое лицо, словно она прочла мои мысли. Девушка нерешительно спросила:
– Можно я зайду к вам, когда вернусь, и расскажу о том, как съездила? Никто, кроме вас, не поймет, никому нет до этого дела.
– Конечно, – улыбнулся я. – Мне будет очень приятно.
И это было действительно так.
Я получил от дач’оталы Вернезара записку с просьбой встретиться с ним в катакомбах святилища Улиса. Я, конечно, утверждал, что не подчиняюсь ему, но мне показалось, что, проигнорировав приглашение, я поступлю неблагоразумно и некрасиво. На этот раз я пошел в катакомбы один.
Вернезар тоже был один, хотя я знал почти наверняка, что кто-то из подчиненных – по меньшей мере послушник – ждет его в темном коридоре, вне пределов слышимости.
– Отала Келехар, – поздоровался он. – Спасибо, что пришли.
– Добрый вечер, дач’отала, – ответил я.
– Мы… э-э… мы надеемся, что вы не были… то есть мы надеемся, что вы не будете… Мы не держим на вас зла, Келехар, и надеемся, что вы тоже не затаили на нас обиду.
– Разумеется, нет, – сказал я.
– Хорошо, хорошо, – пробормотал Вернезар, не глядя мне в глаза. – Возникла некая путаница и недопонимание, но это вполне естественно. В конце концов, у нас никогда прежде не было такого прецедента – чтобы прелата назначал непосредственно архиепископ.
– Верно, – согласился я.
– Нам очень не хочется думать, что вы интерпретируете это
– Нет, мы не истолковали ситуацию так, как вы описываете, – осторожно произнес я.
Потому что она не нуждалась в толковании.
– Отало Занарин…
Он замялся и молчал довольно долго; я уже подумал, что он не решится произнести это, но он все же продолжил:
– Склонна поддаваться порывам. Мы предложили ей провести некоторое время в уединенных молитвах в Часовне Наводнений.
Со стороны Вернезара это было чистым лицемерием, но Занарин замахнулась на то, что оказалось ей не по силам, и расплата была неизбежна. Власть – опасная игра. Должен признаться, я испытал прилив облегчения от того, что целых три месяца смогу не опасаться встречи с Занарин в Амаломейре или просто на улице.
Я сказал:
– Зимой в горах Мерварнен очень холодно.
– Уединенная молитва – не
Уединенная молитва в горах была
– В любом случае, – продолжил Вернезар, – мы надеемся на мирные отношения с вашим… э-э… ведомством.
Как будто я был послом иностранного государства. Я сказал:
– У нас нет причин для вражды.
– Очень хорошо, – кивнул Вернезар. – И вы не собираетесь…
И он покосился на меня.
Значит, вот она, проблема, которую он на самом деле хотел со мной обсудить. Жаль, что я понятия не имел, в чем она заключалась.
Я молча ждал, и он проговорил:
– Нам бы очень не хотелось, чтобы у архиепископа сложилось…
– Мы не переписываемся с архиепископом, – бесстрастно ответил я. – У нас нет на это причин.
– О, прекратите, Келехар, – раздраженно воскликнул Вернезар. – Только не надо притворяться, что вы не докладываете ему обо всем.
– Не докладываем, – покачал я головой. – Едва ли архиепископа интересуют наши мелкие будничные проблемы.
Он уставился на меня с таким лицом, словно я сказал ему, что могу слышать пение рыб.
Я не мог доказать, что говорю правду, а убедить его было невозможно. Я вздохнул и сказал:
– Мы не намерены клеветать на вас господину архиепископу.
– Благодарим вас, Келехар, – ответил Вернезар.
Должно быть, теперь он окончательно уверился в том, что я еженедельно отправляю в столицу подробные донесения о деятельности священников Амало.
– До свидания, дач’отала, – пробормотал я и был рад откланяться.
Дело Бросета Шевелдара рассматривал лорд верховный судья Эримар. Ему потребовалась неделя на то, чтобы ознакомиться с нашими показаниями, а также с заявлением, составленным адвокатом мера Шевелдара (нанятым, без сомнения, на деньги, унаследованные убийцей от несчастных жертв). В день судебного заседания в Амал’тэйлейане собралось немало народу. Кроме меня присутствовали Ульджавар, который в кои-то веки надел официальное облачение, отало Дарневин, отала Боншенар, а также множество незнакомых мне мужчин и женщин. Я понятия не имел, кто это такие и что привело их сюда.
Некоторые, вероятно, были родственниками убитых, потому что в задних рядах я заметил блеск пенсне мера Урменеджа.
Лорд Эримар, эльф в возрасте за шестьдесят, держался очень прямо, и я знал, что ум у него острый как бритва. Он оглядел каждого из нас, задержав взор на мере Шевелдаре, который сидел в наручниках между двумя массивными гоблинами из Братства Бдительности, и сказал: