Свидетель Мертвых

– Конечно, – согласился я. Правила, вышедшие из общего употребления во времена царствования Варевесены, предписывали, чтобы на церемонии присутствовал Свидетель, который мог в случае необходимости говорить от имени покойного.

– Вы уже были Свидетелем нашего деда, – продолжила мин Дуалин. Я вдруг понял, что она скорее смущена, чем разгневана. – Мер Ондормедж говорит, что по закону вы обязаны свидетельствовать от его имени снова.

К моему великому сожалению, юрист был прав.

– Конечно, – повторил я, поскольку не имел права ответить иначе. – Когда состоится чтение завещания?

Вечером я во второй раз явился во дворец Дуалада. Я привык к тому, что хозяева встречают меня без восторга – Свидетель Мертвых редко приходит в дом по радостному поводу, – но Дуалада отшатнулись от меня, как от зачумленного. Я вежливо поклонился и не стал приближаться к ним.

По старинному обычаю завещание читали в зале для приемов; присутствовали все члены семьи, включая Непевиса Дуалара, которого охраняли два стражника-эльфа из Братства Бдительности. Князь Орченис еще не вынес приговора, и купец сидел в Бэрете – тюрьме в районе Верен’мало, где содержали преступников из богатых семей.

Адвокат, мер Ондормедж, оказался согбенным старцем, но взгляд его блестящих глаз был цепким. Мое появление его не смутило – напротив, он сказал:

– О, прекрасно. Мы рады, что вы согласились присутствовать, отала.

– Так велит нам наше призвание, – ответил я.

– Да-а, – протянул мер Ондормедж, – но не каждый прелат на вашем месте рассуждал бы подобным образом. Дом Дуалада нанес вам серьезное оскорбление.

– Допустим, – сказал я, – но это не освобождает нас от обязанностей. Кроме того, мы должны признаться, что нами движет естественное любопытство.

Это позабавило старого юриста, и он произнес:

– Мы никогда не слышали, чтобы прелат Улиса признавался в чем-то настолько обыденном.

– В этом мы ничем не отличаемся от мирян, – возразил я, – а кроме того, мы немало поставили на карту ради того, чтобы подлинное завещание мера Дуалара было найдено.

– Личный интерес, что ж, вполне понятно, – пробормотал мер Ондормедж. Клерк обратился к нему с каким-то вопросом, и я отошел, не желая, чтобы кто-нибудь подумал, будто я намеренно отнимаю время адвоката. Дуалада по-прежнему держались на расстоянии.

Через несколько минут мер Ондормедж заговорил:

– Очень хорошо, дамы и господа. Начнем.

Чтение завещания, составленного по всем правилам, обычно занимало немало времени, а мер Дуалар в мельчайших подробностях распространялся насчет того, как следует поступить с его недвижимостью и с его долей акций компании. О деньгах речь зашла очень нескоро. А потом деталей стало еще больше. Я как раз думал о том, что это завещание рисует нелестный, но правдивый портрет Непены Дуалара, когда мер Ондормедж прочел:

– «Мы оставляем пять тысяч муранай нашему внуку, Туре Олоре, сыну нашей возлюбленной дочери Далено».

Негромкий ропот родственников подсказал мне, что я не ослышался. Тура Олора, ведущий бас Алой Оперы, был внуком мера Дуалара. Я сразу понял, почему его здесь не было. Наверняка Далено являлась внебрачным ребенком, и строчка завещания представляла собой преднамеренное оскорбление законных детей мера Дуалара.

Сумма превышала годовое жалованье оперного певца, и я невольно задал себе вопрос: знал ли мер Олора о том, что дед включил его в завещание, и если знал, то кому еще было об этом известно? Наследство делало его весьма соблазнительной добычей для алчной шантажистки вроде мин Шелсин.

Интересно, какие еще секреты мера Олоры сумела выведать мин Шелсин, мрачно подумал я.

Купец оставил скромные суммы нескольким неизвестным мне лицам, вероятно, слугам, но чтение остальной части завещания я слушал не слишком внимательно. В мыслях царил беспорядок, я лихорадочно пытался перестроить свою теорию в соответствии с новой информацией.

Я узнал о смерти мера Дуалара из газет за две недели до убийства мин Шелсин. Шантажистке должно было хватить этого времени на то, чтобы дать понять меру Олоре, что ей известен его секрет, и назначить роковую встречу в Джеймеле. Я подумал о темпераменте мера Олоры, вспомнил, как он кричал на Пел-Тенхиора. Неизвестно, способен ли он спланировать убийство, но я твердо знал, что певец легко впадал в ярость. А если бумажка, которую я нашел в кармане мин Шелсин, и была этим самым секретом, певец теперь мог считать, что он в безопасности.