Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

Когда оттащили санки, груженные ведрами с водой, на порядочное расстояние, седой с усмешкой проговорил:

– Какие они все смирные стали после Берии-то, а раньше, глядишь, снял бы ППШ, положил бы не глядя, да еще отпуск получил бы за отличное несение службы. А сейчас только матерком пустил. Нет у них силы больше…

– Да и у меня тоже нет, – улыбнулся батюшка. – Раньше таскал, так вроде полегче было. А теперь вон, всего сто шагов прошли, а пот уже градом льет и руки немеют… А вам-то как с одной ногой?

– Да я уж привычный. Ничего, скоро приедем уже.

Воду отец Иоанн таскал в стоявший особняком двухэтажный цех кожвыделки: у них с утра чтото приключилось с водопроводом, вот и пришлось корячиться. Стойкий запах, царивший вокруг, неподготовленного человека мог бы запросто свалить с ног, но принюхавшимся ко всему за годы неволи носам зэка все было нипочем.

Возвращаться порожняком – совсем другое дело. По зэковской традиции шли медленно. А куда спешить? Конвой не подгоняет, работы пока никакой нет. Вот и не торопись, отдыхай пока, вдыхай февральский воздух, твори Иисусову молитву, радуйся Сретению Господню…

…– Отец Иоанн! Отец Иоанн!

Ликующий хриплый голос ворвался в сознание неожиданно. Прищурившись сквозь очки, батюшка разглядел ковылявшего навстречу седого иеромонаха Паисия (Панова), лагерного «ветерана» (срок, полученный им в 1950-м, был уже третьим по счету). Отец Иоанн и отец Паисий исповедовались друг у друга.

– Свобода, свобода!.. – На глазах Паисия были слезы, голос дрожал.

Отец Иоанн всплеснул руками, бросился обнимать собрата:

– Радость-то какая! Слава Тебе, Господи!.. Тебя выпускают?..

– ТЕБЯ выпускают! Тебя!..

Внутри все обмякло, съежилось. Старенькое лицо отца Паисия (всего 54 года ему, а лицо стариковское) вдруг дрогнуло и поплыло куда-то.

…Справку читали, ощупывали и обнюхивали со всех сторон. Черные солидные буквы складывались в слова: Народный суд Молотовского района Куйбышевской области… На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14.07.1954 «О введении условно-досрочного освобождения из мест лишения свободы»… Что за указ? Юридически грамотные тут же и просветили:

– В общем, там так: если отмотал две трети срока, то за хорошее поведение могут выпустить. Тебе, батя, сколько еще сидеть оставалось?

– Больше двух лет. У меня срок с 29 апреля 1950-го шел…

– Ну вот, если ты до мая 57-го еще чего-то нехорошее сотворишь, то тебе не только новый срок дадут, но еще и эти неотбытые два года к нему припаяют, понял?.. Так что сиди и не рыпайся…

Отец Иоанн, все еще не веря, перечитывал драгоценный документ.

– Но… почему я? Я же никуда не писал…

– А вспомни, батя, что ты сам всегда говорил, – подначил его кто-то из зэка, – на все воля Божия. Вот и пришел твой черед!.. В честь Сретения!..

Провожали его, без преувеличения, всем лагерем. Инвалиды и старики, отец Паисий и ксендзлитовец и даже лагерная администрация – все вывалили толпой к воротам Гавриловой Поляны. Яркое февральское солнце слепило глаза, жег губы ветер с Волги. Мужик-возчик ходил вокруг саней, поправляя упряжь. Фыркал застоявшийся конь.

– С Богом, Иван Михайлович! Удачи вам, дорогой!

– Благословите, батюшка!

– И меня, меня тоже!.

Десятки рук тянулись со всех сторон. Даже тот самый конвоир, что называл его конем долгогривым, и тот подошел под благословение…

– До свиданья, мои дорогие! Да благословит вас всех Господь!

«Приданым» батюшки был обычный для освобожденного зэка фанерный чемоданчик, набитый в основном книгами. Начальник лагеря сам поставил этот чемоданчик на сани.

– Скажите, батюшка, вы так и не поняли, за что вы сидели?

– Нет, так и не понял, – улыбнулся отец Иоанн.

Начальник помедлил и внушительно произнес:

– Надо самому идти за народом, а не народ вести за собой. Понятно?.. Ну, то-то. Желаю вам удачи. Куда вы теперь?

– Пойду в Патриархию, я ведь священник. И подчинюсь тому, что скажут. Может, и там заставят колодезное послушание исполнять…

– Ну, будем надеяться, что все же нет. И – спасибо…

– За что?

– Да за все, – смущенно ответил начальник.

Отец Иоанн улыбнулся, пожал протянутую руку. А начальник, насупившись, махнул возчику рукой: езжай, мол…

…Стелилась под копыта коня искрящаяся снегом дорога, однообразно, монотонно звенел бубенец под дугой. Но этот звук сейчас был почему-то милее всего на свете. Как колокол! Церковный колокол, только маленький!.. Господи, неужто совсем скоро можно будет снова войти – после пятилетнего перерыва! – в храм Божий?.. На Сретение!.. На встречу со свободой, свободной жизнью!..

Подставив лицо встречному ветру, отец Иоанн вслух творил все молитвы, которые знал. Возчик сначала изумленно оглядывался на него, потом перестал. Подпрыгивая на льду, сани пересекали замерзшую Волгу. Свобода! Свобода!..

…А в это самое время в московском Богоявленском соборе закончилось торжественное сретенское богослужение. Тысячи верующих, бережно сжимая в руках освященные свечи, выходили из храма на улицу. В Москве стоял крепкий мороз, минус одиннадцать.