Свидетель с копытами

– Ваше величество, еще несколько часов – и я сдержу данное слово. Ваше величество, я все ради вас вынес, я замерзал в степях, где гуляют смертоносные бураны, я подставлял грудь под пули, я голодал, я прошел пешком сотни верст, и это не пустая похвальба. Ваше величество, я готов! Чем бы все ни кончилось – я служу вашему сыну, ваше величество! Я служу, я служу!

– Я умею ценить твою преданность, – ответил покойный император, да так громко, что Бейер вздрогнул, и бритва Штанге едва не отхватила ему нос. Но кожу со щеки она все же содрала. Пришлось заклеивать рану куском полотна с подола рубахи.

Заснуть ему в ту ночь не удалось. Беседа с Петром Федоровичем то прерывалась, когда он проваливался в мутное забытье, то возобновлялась, и ощущение грани между сном и явью пропало вовсе. Наконец Штанге похлопал Бейера по плечу.

– Что, уже пора? – спросил Бейер.

– Я думаю, пора. Сейчас рано светает. Три часа ночи – подходящее время, чтобы выезжать. Но надо поесть.

Из еды было: черный хлеб, пироги с капустой, половина круга копченой колбасы, вода. Завтрак вышел скромный, остатки взяли с собой – неведомо, сколько ждать поезд императрицы.

Из столицы выбирались закоулками, окраинными пустырями, едва различимыми тропами. На Петергофский тракт вышли уже за Нарвской заставой.

На самом деле найти место для засады было мудрено – по обе стороны тракта либо уже стояли, либо строились усадьбы столичной знати. Этого Бейер не учел – он помнил тракт таким, каков он был четырнадцать лет назад. Но присмотренный им поворот сохранился, хотя от леса там мало что осталось.

– Мне это не нравится, – сказал Штанге.

– Следующей ее поездки в Ораниенбаум придется ждать очень долго, – ответил Бейер. Но он и сам понимал – все пошло не так, как задумано.

Раннее утро – это изумительно прозрачный и чистый воздух, птичьи голоса. После столицы, которая покрыта копотью от печных труб, особенно зимой, которая благоухает конским навозом и человечьим дерьмом, а то и падалью, да так, что к иным местам на берегах Мойки и Фонтанки даже подойти летом страшно, следовало бы дышать сейчас полной грудью, наслаждаться! Но Бейеру было не до того.

– Заряжать пистолеты? – спросил Клаус.

– Рейнгард, уже то, что мы потеряли Весселя, дурной знак, – сказал Штанге. – Первый дурной знак. Мы ведь не знаем, где он. А что, если ранен? Что, если его подобрали? Мы ведь не знаем, кто там, в лесу напал на нас. Мы можем только предполагать, что это люди графа Орлова.

– Ты вовремя завел этот разговор! – крикнул Бейер. – Испугался? Тогда убирайся. Мы с Клаусом справимся и без тебя.

– Мы справимся! – гордо подтвердил Клаус.

Штанге ничего не сказал – но и не уехал, остался. Тракт был пуст, в такое время никто не путешествовал из Ораниенбаума в столицу и из столицы в Ораниенбаум. Нужно было определиться с местом засады. Неподалеку от поворота рос старый дуб, не слишком высокий, но очень крепкий, его окружали кусты. Туда Бейер, Штанге и Клаус забрались и приступили к ожиданию. Ожидание было удивительно скучным. Если в лесу, где учились нападать на карету, всегда было о чем поговорить, то тут приходилось делать над собой усилие, чтобы произнести хоть слово. Да и те слова не имели особого смысла. Однако полное молчание сделалось невыносимо.

– Ничего, друзья мои, ничего… – сказал Бейер. – У нас все готово, мы справимся, мы с Божьей милостью справимся…

– Да, господин Бейер, – отозвался Клаус.

Антон Штанге молчал.

– Вроде бы пора ей появиться. Клаус, полезай на дерево, взгляни – что там на дороге, – приказал Бейер.

– Я не умею, – помолчав, ответил юноша.

Бейер вздохнул – любой деревенский мальчишка, разувшись, взобрался бы на самую верхушку, но этот бледный городской житель видел деревья разве что в Летнем саду, и то – не на них смотрел, а на мраморных девиц, блистающих безупречными формами.

– Высоко лезть не надо. Прими правее, встань под дубом, поднимись сажени на две, оседлай ветку. Тебе удобно будет залезть, встав сперва на седло.

– Я не умею, герр Бейер.

– Ну так учись, черт бы тебя побрал! – крикнул Бейер.

Он мог бы сказать это и тихо – он научился сдерживать кипение страстей. Но Клаус нуждался в окрике – чтобы с перепугу выполнить то, что от него требовалось.

Юноша подъехал к крепкому и довольно высокому дубу. Штанге, не говоря ни слова, придержал его лошадь, взяв за трензельное кольцо, пока Клаус неуклюже подтягивал ноги и устанавливал на седле сперва колени, потом подошвы.

– Помоги ему, Штанге.

Штанге поставил лошадь бок о бок с лошадью Клауса, уперся рукой в его седло. Юноша не сразу сообразил, что может поставить ногу на плечо бывшему майору. Наконец он взобрался на толстую ветку первого яруса кроны.

Дуб рос у самой дороги. Клаус, цепляясь за ветки, переместился туда, где мог наблюдать за поворотом.

– Ну, что? – спросил Бейер.

– Ничего, герр Бейер.

– Будем ждать. Сиди там, не слезай.

Бейер проверил пистолеты в седельных кобурах. Они сами выскакивали, рукояти безупречно ложились в ладонь. И вдруг его прошиб холодный пот.

Он забыл приготовить конверт!