Свидетелей не оставлять

Бары и рестораны милиция не «бомбила» уже с полгода. Раньше РУОП исправно проводил подобные мероприятия. Бандиты чувствовали, что в городе существует сила, с которой нужно считаться, и вели себя осмотрительно. Но так уж получается, что многие представители власти, коммерческих структур, средств массовой информации тоже любят подобные питейные заведения, не считают за грех сидеть за одним столиком с представителями преступного мира, да еще и глушить «Чинзано» за их счет. Поэтому продолжать благородное дело контроля за кабаками было затруднительно. Поднялся оглушительный вой в прессе, посыпались угрозы из администрации. «Беззаконие! Это вам не тридцать седьмой год!» Сотрудники милиции привыкли, что упоминания о тридцать седьмом годе обычно сыпятся тогда, когда кому-то очень не хочется отвечать за преступления и вообще согласовывать свои действия с этим докучливым уголовным кодексом. Пришлось малины оставить в покое. Бандиты вновь почувствовали себя на коне. Кабаки вновь стали их суверенной территорией. Они расслабились. Забыли об осторожности и о том, что некоторые предметы лучше не носить с собой. И поплатились за это. В результате за один вечер в трех барах было изъято два пистолета, обрез, большое количество наркотиков. На квартире у Снайпера обнаружили новенькую, в смазке, еще не пристрелянную малокалиберную винтовку с оптическим прицелом – одно из наиболее эффективных орудий профессиональных киллеров. На квартирах также изъяли несколько антикварных безделушек, которые вполне могли быть трофеями с разбоев, а значит, послужить вещественными доказательствами преступлений.

Плохо, что из ядра команды удалось арестовать только Гусявина. Снайпера и Матроса не нашли. Глена тоже не оказалось в квартире. От Норгулина и Рудакова ему удалось сбежать. Где их теперь искать? Фотографии размножены, переданы заступающим на дежурство по несению патрульной службы, разосланы ориентировки, телетайпограммы… Словом, милицейская машина была запущена. А что толку? Если очень повезет, может быть, кто-то из патрульных наткнется на разыскиваемых. Но надежда на это мала. В таких делах реально что-то могут сделать только оперативники, у которых гораздо больше возможностей для розыска.

– Ночь же, – сказала Света, когда Гусявин потребовал адвоката.

– Я до утра подожду.

– Как же, подождешь, – усмехнулся Норгулин.

– Подожду. Мне торопиться некуда. Все равно вам меня отпускать придется: невиновен. – Гусявин руками развел.

Он лихорадочно прокручивал, какую линию поведения избрать. Колоться? Или в отказ уйти? Надо посидеть, подумать. Кроме того, сейчас предоставляют адвоката с момента задержания. С адвокатом можно посоветоваться, он что-то дельное подскажет. С ним можно и весточку на волю послать о том, чем располагает следствие, кому надо рога обломать, кто стучит. Адвокат при задержании – полезное изобретение. И Гусявин решил использовать его. После шока при задержании он уже взял себя в руки настолько, что не наделает глупостей.

– Без адвоката вы из меня слова не выдавите.

– Да? – радушно улыбнулся Норгулин. Но Гусявин почуял за этой улыбочкой подвох. – И какого же ты адвоката хочешь?

– Альтшуллера из пятой консультации.

– К сожалению, ничего не получится.

– Почему, это мое право!

– Альтшуллер переселился из консультации в реанимацию.

– Как?

– Его Глен подстрелил.

Гусявину стало дурно.

– В-воды можно?

– Можно.

Зубы застучали о стакан. Тонкое стекло треснуло, и острые края порезали губы.

– Осторожнее. Потом скажешь, что в РУОПе тебя пытали.

– За что он его?

– За красивые глаза. Ну так что, будем говорить?

– Не-ет, – протянул Гусявин и со стуком поставил стакан на стол. Стакан разбился, и стекло порезало еще и руки.

– Что же ты казенное имущество портишь, Сявый? На. – Норгулин порылся в своем столе и протянул Гуся-вину йод и бинт, которые стянул из медицинского комплекта гражданской обороны.

Рудаков сидел в углу кабинета и с презрением смотрел на Гусявина. Светлана курила сигарету, дым уплывал в форточку.

– Сявый, – сказал Норгулин доверительно, – я сейчас тебя выпущу за недоказанностью. А Глен тебя тут же пристрелит. Он окончательно сошел с ума.

– Значит, Глена не взяли?

– Возьмем. – Норгулин мысленно обругал себя за промашку.

– Отпускайте, я с ним договорюсь.

– Отпускайте, – ухмыльнулся Норгулин. – Единственное, что я могу тебе отпустить, – это грехи, если раскаешься.

– Я даже не знаю, в чем.

– Статья у тебя, Сявый, суровая, расстрельная.

– По ней давно никому лоб зеленкой не мажут. Не надо меня на дурика брать.

– Сейчас волна пошла – борьба с бандитизмом. Это политика. Ваша шайка как нельзя лучше подходит для того, чтобы устроить образцово-показательный смертный приговор в свете моратория с заменой на пожизненное, – спокойно произнесла Светлана.

«Права, сучка, подстилка милицейская», – подумал Гусявин.

– Вы же прекрасно знаете, Гусявин, как бывает по таким делам. – Света затянулась, выпустила дымок. – Скоро все будут валить друг на друга, никому неохота идти за главного. Всем хочется жить. Не так, Вячеслав Викторович?