Как человек, всегда стремящийся показать начальству, что он постоянно боеготовый и полностью работоспособный, Мазик спал одетым в рабочую униформу театрального сторожа, состоящую из мятых синих дешевых джинсов, оранжевой футболки с профилем непонятной из-за затертости, куклы с длинным тонким носом, и темной спецовки с флюоресцирующими полосами на плечах, вероятно, спертой из ремонтного цеха какого-то местного крупного предприятия.
Посмотрев на ржавый будильник с аляповатым гербом СССР, студент четвертого курса Ярославского театрального института убедился, что не проспал появления первого трудящегося – гардеробщицы и по совместительству уборщицы тети Маши, облегченно вздохнул и повозил рукой под спальным ложем, нащупывая большой китайский фонарик. Казенный экземпляр с фиолетовым инвентаризационным номером нашелся быстро, там же, где и стоптанные, без задников, домашние тапочки, наверняка принесенные кем-то из постоянных театральных деятелей специально сторожу.
Мазик вышел из гардеробной, но к входным дверям не пошел, ему больше нравился зрительный зал, а там, конечно, сцена. Туда он и повернул.
Луч света подпрыгивал среди потасканных бархатных кресел, отсвечивая лоснящимися потертостями, поднимая с зашарканных паркетин колечками пыль. Пахло застарелыми мужскими носками, и все время хотелось оглянуться, но студент понимал, что это возможно только в одном случае, когда он взойдет на подмостки, и сдерживал жалкое вожделение.
Поднявшись с левой стороны, он сразу же направился за старенькие лохматые кулисы, схватил деревянный стул с перевязанными проволокой ножками, стоявший возле лебедки, и потащил к центру.
Поставив и пошатав из стороны в сторону, дабы убедиться в прочности положения, осторожненько взгромоздился на коричневую дерматиновую седушку ногами, аккуратненько выпрямился во весь свой ставосьмидесятисантиметровый рост и пошарил замысловатыми световыми восьмерками по зрительному залу.
Публики не было. Тогда Мазик направил луч себе в лицо и заорал что есть мочи, свободную ладонь приставив большим пальцем к носу, а остальными издевательски трепыхая. Он был счастлив – главный режиссер, измученный многолетними мольбами студента о самостоятельной работе, разрешил Мазику со товарищи поставить для детей школьного возраста пьесу по мотивам сказки «Золотой ключик».
Истекло десять минут абсолютного блаженства.
Где-то в глубине здания послышался пулеметный треск будильника, известившего о наступлении семи часов утра, бубухнула входная дверь, и сторож, опасливо поглядывая вниз, спустился с шатких небес на затертые доски сцены. Щелкнул выключатель, под высоким потолком неярко зажглись многочисленные запыленные лампочки давнишней хрустальной люстры, и в зал вошла уборщица, уже переодетая в синий, с пятнами белой краски халат.
Тетя Маша болезненно улыбалась и на ходу натягивала на руки длинные желтые резиновые перчатки с пятнами неизвестного происхождения.
– А-а, Мазик, – полуутвердительно, полувопросительно произнесла женщина, – репетируешь.
– Доброе утро, – неуверенно ответил студент, пояснил: – Семен Иванович разрешил поставить сказку – вот думаю над главными героями.
– Это хорошо, – покивала головой уборщица, продвигаясь к сцене, поднимаясь на подмостки и заворачивая за кулисы. – Делом займешься, а то держат тебя в черном теле, не дают развернуться.
Мазик обрадованно улыбнулся в спину женщины и, слегка важничая, погромче сказал:
– Классику буду ставить, «Золотой ключик», пьесу для детей.
– А кого ж конкретно, – вроде как заинтересовалась и даже обернулась уборщица, – итальянца или же Алексея Толстого?
– Хым, – крякнул несколько смущенный Мазик, – а разве итальянцы тоже что-то писали о золотом ключике?
– А как же? – тетя Маша наконец-то вытащила большое красное пластмассовое ведро из большой кучи старых канатов, тряпок, каких-то железок и, разогнувшись, прямо посмотрела на сторожа. – Наш написал «Золотой ключик», а импортный – «Приключения Пиноккио», но итальянец был первым, а советский – адаптированный.
– Подо что адаптированный? – растерянно и глуповато спросил сторож.
Уборщица замедлила движение к выходу, уже насмешливо поинтересовалась:
– А ты, вообще, читал сказку-то?
– Я кино в детстве смотрел несколько раз, – грустно сообщил Мазик.
– Оно-то и заметно, – слегка ехидничая, бросила тетя Маша. – Ты бы в библиотеку сходил, книжку и того, и другого взял, почитал и выбрал бы, что тебе больше всего подходит.
– Нет, – студент пошел следом, оставив стул посередине сцены, – не могу читать, голова болит, кричать начинаю, а потом сознание теряю.
Они замолчали. Уборщица распахнула дверь, сторож выключил электричество. Тетя Маша вздохнула, на повороте в санузел приостановилась, еще тяжелее вздохнула:
– Прости меня…
Мазик сразу перебил:
– Да что вы, не за что, вы ж не виноваты.
Уборщица все-таки закончила:
– Я же не знала, вернее, знаю, но чтоб до такой степени… В общем, тогда возьми диск с фильмом, а еще лучше в Интернете поройся, там тоже есть, причем, наверное, и бесплатные можно найти, посмотри кино еще раз и сделай спектакль по фильму.