Свидетели эпохи

Последние слова она проговорила на одном выдохе, опустила глаза и замолчала. Бархатное, кофейного цвета платье с кружевными воротничком и манжетами изящно подчеркивало ее тоненький силуэт. Оно было искусно сшито и сидело идеально, его дополняла того же цвета шляпка со спадающей вуалью, которая сейчас была поднята, и не затененные большие глаза заметно дрожали, боясь уронить слезы. Странно, но именно мысли об этом платье витали у него в голове. Ее слова, казалось, не относились к нему, и он лишь разглядывал то, во что она была одета.

– Вы не помните, кто это сказал? – наконец начал Артур.

Он говорил неторопливо, не обращая внимания ни на дождь, ни на цыкающего извозчика, ни на дрожащие слезы своей молоденькой спутницы. Он закрыл глаза, усиленно вспоминая то, что его волновало больше скучного разговора.

– Ну, кто же, кто же это сказал? Ну, те слова про желания… «Благодарение Богу за то, что я всегда желаю большего, чем могу достичь».

Она растерянно посмотрела. Он понял, что не вспомнит.

– Вы что-то хотите услышать? – продолжил он.

Ее большие серые глаза, как у фарфоровой куклы, потерянно бегали по его лицу, цепляясь то и дело за легкий шрам на левом виске, который придавал его образу особое очарование. Она так долго репетировала эти слова, оттачивала их перед зеркалом, и все равно сказала не так и не то, но хуже всего, что теперь она вдруг об этом жалела. А его спокойствие, притворное равнодушие и этот проклятый дождь разбивали в дребезги весь их разговор, заводя в тупик каждую ее фразу.

– Моя дорогая Катрин, моей первой и единственной радостью в жизни было, есть и вечно будет ваше счастье. Если ваша душа желает больше никогда не видеть меня рядом, я похороню свои желания о вас, и поклянусь больше не тревожить ни своими письмами, ни, должно быть, слишком частыми визитами, что смели вас так смутить. Но все это было – и мечты, и разговоры о будущем, лишь потому, что я, очевидно, немножечко сошел с ума от любви к вам.

Он продолжал грустно улыбаться, и волна его очарования заставляла девушку молчать. Сердце ее колотилось, щеки пылали, а молодой человек по ту сторону дождя медленно выпрямился и нежно сжал беленькую атласную ручку между холодными ладонями.

– Больно ли мне? – продолжал он. – Несомненно, но часть меня счастлива, наконец, избавиться от этого дурмана, виной которому была ваша невообразимая красота. Вы обвинили меня в том, что я мечтаю, не потому ли, сударыня, что вы сами не способны мечтать, и желать вы способны только то, что в состоянии достичь! Я любил вас, превознося ваше имя, не замечая, насколько вы на самом деле земны и обыкновенны. Мы могли бы быть счастливы, разве нет? Только мы, наперекор всему миру, потому что для меня нет ничего важнее, чем вы, и мне неважно, что будут говорить. Но вы выбираете не меня, не мою любовь, а признание всей этой своры, которая не в состоянии оторваться от своих родовых дворцов, своих капиталов, своих репутаций, своих чинов. Быть заложником общества, плыть по течению, вместо того чтобы взять в руки весла – это ваш выбор, но ваш выбор по-прежнему для меня закон, так что прощайте!

Он на мгновение прижал ее ладонь к своим губам, но затем, обхватив тонкую изящную шейку, притянул к себе залитое слезами лицо и впился в ее дрожащие алые губки со всей возможной на тот момент страстью. Она оттолкнула его и с недоумением посмотрела, но он уже преодолел парадный двор, обогнул фонтан и взбежал по лестнице. Он даже не оглянулся на черный, утопающий в ночном дожде экипаж. Дверь за ним захлопнулась, и здесь, в сухости и тепле, он был, наконец, спасен.

– Фу, ну и дура! – заметил Артур, отряхивая воду с волос.

Он аккуратно снял обувь и передал свое мокрое пальто подоспевшему слуге. В прихожую с диким восторгом и неприятным цоканьем по паркету вбежал шотландский сеттер и почти полностью запрыгнул на хозяина.

– Ну, дружочек, здравствуй, – ласково обратился он к счастливой собаке. – Опять я с тобой не прогулялся сегодня, а ведь обещал, плохой я хозяин, очень плохой. Но что поделать, когда приходиться терпеть этих несносных куриц. Лучше бы я с тобой этот день провел, честное слово, ты лучше всех. Ну, ничего, через пару выходных мы с тобой поедем уток постреляем в Озерках.

Он игриво погладил пса, который все не унимался, больно ударяя хвостом несчастного слугу, который многозначительно свел губы.

– Все тут уже? – не глядя обратился Артур к старому управляющему.

– Да, ждут вас, Артур Францевич. Доложить о прибытии?

– Да, скажи, что я спущусь сейчас, в сухое только переоденусь, приготовишь?

– Сию минуту, ваше сиятельство.

Артур мигом взбежал по мраморной лестнице, укрытой багровой ковровой дорожкой, и, прошмыгнув в свою комнату, стянув с себя все мокрое, схватился за полотенце. Сеттер проскакал за ним и, виляя хвостом, принялся терзать предназначенную для него подушку.