Свидетели эпохи

Артур отошел в сторону и плеснул себе коньяку. Повернувшись ко всем, фон Эссен нацепил самую ослепительную, самую обворожительную улыбку, которая у него имелась и подчеркивалась изящным шрамом на виске. Белогорского он не приглашал, и раньше никогда не встречал, однако пары фраз и волчьего взгляда вполне хватило, чтобы составить о нем впечатление крайне неприятное, а тратить свои время и силы на нежеланных гостей Артур не привык.

– Простите, господа, в другой раз.

– Вы обиделись, господин фон Эссен? – удивился Белогорский. – Вот уж не ожидал, разве на правду обижаются?

– Господин…

– Белогорский – подсказали нарочно запнувшемуся Артуру.

– …Белогорский – продолжил он. – Уверен, что вы не оцените мою философию.

– Отчего же? Мне весьма любопытна ваша методика завоевания женских сердец, – продолжал Белогорский с нескрываемым сарказмом в голосе и притворной улыбкой под усами.

– Давайте лучше Золотницкий расскажет, он как-то больше по части разговоров, я больше предпочитаю слушать, именно поэтому не его окружают прекрасные дамы.

По залу пробежался смешок, но не затронувший даже уголков рта Белогорского.

У Золотницкого так расширились глаза, что его стало трудно узнать. Пока тот собирался с мыслями, Артур расположился в роскошном кресле рядом с камином и приготовился слушать о необычайных похождениях самого себя. Что-то в этом Белогорском не давало ему покоя. Очевидно, что причина столь холодного отношения была не вполне понятна, и этот вопрос не давал покоя. Тем временем Золотницкий уже рассказывал.

– …Ну посмотри на нашего Артура, – старался он изо всех сил, – это же «прынц» на белом коне, точнее барон. Он же всех барышень сшибает с ног, они шеи сворачивают свои длинные. Я, когда с ним познакомился, уверен был, что он крутит ими, как хочет, и что репутация у него сами знаете какая, думал, может, и меня чему научит, а потом стал узнавать – все тихо. Ну прямо ангел во плоти, кто-то даже посочувствовал. Я уж обрадовался, думаю, такой красавец, да без внимания, ну, значит, не во мне дело, а с барышнями нашими что-то сделалось, да не тут-то было. Хитрый, собака, как я не знаю кто. Как я и предполагал, любовник он тот еще и недостатка женского внимания он не имеет, и в жизни не догадаетесь, как он этого добивается, и чтобы претензий никаких.

– Он доводит отношения до того, чтобы женщина сама обрывала с ним всякую связь, – спокойно заметил Белогорский.

– Именно! – вскрикнул Золотницкий. – Послушайте, голубчик, как вы?

– Это банально.

– Ну не знаю… – продолжил Золотницкий. – Может, и банально, зато работает. Он все делает для того, чтобы они его в конечном счете оставили, причем делает это тогда, когда сам захочет. Они его бросают, он выходит сухим из воды, дескать, у меня были самые серьезные намерения, напускает на себя расстроенный вид, а следующая жертва уже сама заплывает в сети, ведомая чисто женской слабостью – утешить страдающего. Но что самое интересное, отталкивает он их от себя именно серьезными намерениями, просто планируя будущую совместную жизнь, беспокоясь об их каждом шаге, вздыхая над каждым их словом и сдувая с них пылинки. Вот удивительно, неужели это доказывает, что женщины так же, как и мужчины, хотят как бы «неофициальных» связей, и даром им не нужны по уши влюбленные воздыхатели.

– Это доказывает только то, что молодые барышни достаточно умны, чтобы вовремя разглядеть, что именно попало им в руки в виде молодого барона фон Эссена, и не торопятся связывать с ним свою жизнь.

По залу пробежал холодок, и многие устремили напряженный взгляд на самого Артура, который не переставал расслабленно потягивать сигару.

– Я бы не стал этого утверждать.

Артур медленно встал, уронив на пол немалую горсть пепла.

– Золотницкий сказал, что самое интересное в этих историях – это их страх серьезных намерений, я бы так не сказал. Нет, это, конечно, так, но это не самое интересное. Меня всегда забавляет то, что через пару дней после того, как они меня бросают, они присылают мне письма с раскаяниями и просят забыть наш последний разговор. Все мои рассказы о лучезарном будущем вдруг превращаются в их собственную сокровенную мечту, несмотря на то что они сами оборвали все нити, ведущие к ней. Конечно, я заверяю их, что все кончено, что я уже не могу вычеркнуть слова расставания из сердца, и что рану не сможет затянуть ничто в этом мире, и так далее и всякая чушь, а иногда и вовсе не отвечаю. Забавно, но что бы я ни говорил им напоследок, письмо приходит все равно. Например, сегодня я практически назвал графиню Остен-Сакен пустой дурой, лишенной желаний, но я уверен, что письмо все равно придет, быть может, чуть позже, а может, и наоборот.

Многие засмеялись. Кто-то одобрительно хмыкнул. Но Белогорский вдруг переменился в лице, вытянулся и напряг все тело, как лев перед прыжком.

– Вы что сделали? – прорычал он.

– Да ладно тебе, Андрей, это же шутка, – схватил его за рукав Золотницкий. – Успокойся, пожалуйста, не надо горячиться, прошу тебя.