Свидетели эпохи

Отражение замерло, но дверь вскоре снова открылась, впустив в комнату трех молодых людей, а также ароматы дорогого коньяка и дым сигар. Первым вошел, конечно же, Артур. Он потушил в пепельнице едва начатую сигару и повернулся к своим друзьям. Золотницкий и Ралль по-барски расположились на софе.

– Что скажете, господа? – голос Артура был навеселе, но слегка напряжен, как после нелегкой схватки.

– Ну, ты даешь фон Эссен, это невероятно просто, у тебя что, карты меченые? Я даже представить не могу, как можно так играть.

– Ох, фон Эссен, и все-таки как вам это удается? Невозможно же всегда полагаться на удачу. Она капризна к таким, как вы, – заметил Ралль.

– Ой, бросьте вы, Антон Карлович.

Артур подошел к шкафу и снял надоевший галстук. Каждый раз бросая взгляд в зеркало, он находил там свою молодость и красоту и при случае не упускал возможности полюбоваться собой.

– Тебе, Артур, повезло, что ушел Белогорский, ты бы его не одолел.

Золотницкий сел на диван и тяжело вздохнул, пытаясь прийти в себя.

Фон Эссен удивленно поднял брови.

– Повезло? Если вы уверены в том, что сейчас сказали, то мне, дорогой мой, очень жаль, что он ушел, а то, кажется, что я и не играл вовсе.

– Белогорский играет только на крупных ставках, он предпочитает сотни тысяч рублей или сотни аршин, – заметил Ралль.

– Ну, я бы тоже не отказался от сотенки-другой, – посмеялся Артур. – А то что у меня есть? Кроме этого особнячка? Да и то все на отце…

– Ну, а вот если, теоретически, ты проиграешь, что ты будешь делать, а? – не унимался Золотницкий.

– Это исключено, мой друг. Карты – это математика, хотел бы я найти человека, кто видел бы цифры так же, как я.

Фон Эссен нежно похлопал Золотницкого по щеке и бесцеремонно достал портсигар из его внутреннего кармана. Золотницкий не без сожаления посмотрел на свою проигранную вещь.

– Ну а все-таки? Предположим, что ты остался ни с чем, эдакий Робинзон, твои действия? Ты же у нас спец по части теории… – продолжил Ралль.

– Я – инженер, а не теоретик, друзья, и мне это неинтересно, – отмахнулся Артур.

– Очень зря! Такими они бывают эти теории, брр!

Золотницкий пыхтел, заплетаясь языком, с трудом выговаривая слова.

– Ууу, кому-то явно больше не стоит сегодня наливать…

– Ну вот еще что, – возмутился Золотницкий и подвинул бокал другу, – а ну-ка, плесни мне, Антошенька.

Ралль, усмехнувшись, выполнил просьбу несчастного, тут же пролившего коньяк на свой дорогой костюм. Довольный Золотницкий расползся в улыбке и вернулся на диван к Артуру.

– Ну так что, гениальный теоретик…

– Инженер.

– У тебя есть своя теория?

– Проект.

– Ну, ё-мое, Артур, мы же все равно понимаем друг друга.

– С полуслова, Золотницкий, с полуслова…

Артур резко поднялся с дивана и подошел к шкафу. Он открыл массивную створку с зеркалом, достал оттуда свертки с чертежами и развернул их на столе.

– Что это? Где-то я это уже видел… – Золотницкий отчаянно пытался протрезветь и сфокусироваться на увиденном.

– Ну, этого видеть вы нигде не могли: это проект, конечно, частично заимствованный, но в целом абсолютно новый, такого Петербург еще не видел.

– Это что? – пытливо продолжил Золотницкий, искоса взглянув на Ралля.

– Боже, Ванно, перестань уже… Я ни за что не поверю, что твои полгода в институте прошли настолько впустую.

– Это что? Радиобашня?

– В Париже такая… – аккуратно заметил Ралль.

– Ну, такая да не такая. Гениальность Эйфеля вряд ли кто-нибудь превзойдет, сама его идея – это чудо инженерии, но этот проект не копия его башни. Многое здесь решено совсем иначе.

– И что говорят? – с участием поинтересовался Золотницкий. – В смысле ты же показывал это… ну… кому там теории показывают…

– Ничего не говорят… Об этой моей работе знаю только я и еще… Александр Иванович… знал.

Артур с трудом проглотил тяжелый ком в горле, стараясь не подавать виду.

– Фон Гоген? Так он же помер! – бестактно заметил Золотницкий, слегка покачиваясь.

Ралль многозначительно посмотрел на раскрасневшегося друга и помог усадить его на диван.

– Отвечу на твой вопрос, Ванно, – продолжил фон Эссен. – Если даже я потеряю все, играя с Белогорским, хоть это и невозможно представить, этот проект принесет мне в десять раз больше, чем я имею, он принесет мне признание. Но все это пустое, потому что я, милый мой друг, не проиграю, ибо Ее Величество Математика не отвернется от меня никогда.

#3

Грубые мужские руки сжимали миниатюрные пальчики графини Екатерины Андреевны Остен-Сакен. Она стояла у окна, не глядя на своего собеседника. Все мысли ее были не здесь, она уносилась в объятья самого желанного человека, которого она когда-либо встречала. Молодая графиня не хотела думать о порочности своих мечтаний, для нее существовало только удовольствие от его прикосновений. Но теперь ее держали совсем не те руки, и она не могла себе этого простить.

– Душа моя, от чего вы мучитесь, скажите. Быть может, я смогу утешить вас.