Людям, которым довелось хотя бы раз пройти через это до того, как попасть в гетто, было уже проще взять в следующее путешествие только самое необходимое, отказавшись от остального. В 1943–1944 годах из Терезиенштадта ушло всего несколько депортационных эшелонов. В сентябре и октябре 1944 г. депортации возобновились, детские интернаты были ликвидированы, а обитателей гетто начали массово переправлять в газовые камеры Аушвица-Биркенау. Дети и их учителя оставили после себя 4000 рисунков и картин. Из детей выжили лишь немногие. Но их рисунки и картины Вилли Гроаг, последний глава отдела по делам несовершеннолетних в гетто, увез в чемодане в Прагу в мае 1945 г. после освобождения Терезина. Этот чемодан заключал в себе единственную в своем роде коллекцию детского творчества периода геноцида – яркие акварели, блеклые карандашные зарисовки, застывшие моменты детской фантазии [31].
Когда Иегуду Бэкона депортировали в Биркенау в декабре 1943 г., он оставил в чешском интернате для мальчиков много друзей. К моменту ликвидации детских заведений в Терезиенштадте осенью 1944 г. «семейный лагерь» также прекратил существование, а большинство его узников были убиты или отправлены в другие лагеря. Бэкон видел сотни тысяч венгерских и словацких женщин и детей, идущих по дороге от железнодорожной станции или терпеливо ожидающих в колоннах по пути в крематорий. Он помогал собирать их вещи с недавно сооруженного пандуса, рядом с которым останавливались поезда. Он слышал, что позади крематориев, оборудованных специальными стоками и котлами для человеческого жира, выкопаны огромные траншеи, в которых сжигали тысячи трупов, когда крематории уже не справлялись с огромным количеством убитых. Бэкон слышал, как поют греческие узники, разбивая обугленные останки в пыль под открытым небом, и знал, что иногда там происходят странные счастливые случайности, как, например, в тот раз, когда эсэсовцы, сжалившись, вернули группу словацких детей обратно в мужской лагерь после того, как те уже сняли одежду в раздевалках перед газовыми камерами [32].
Иегуда Бэкон еще больше сблизился с постепенно таявшей группой чешских мальчиков, переживших уничтожение «семейного лагеря», и по-прежнему бережно хранил память о чешском интернате для мальчиков в Терезиенштадте. Но если там он мечтал о своем старом доме в Моравской Остраве, то теперь это место стало казаться слишком далеким, и в Биркенау он мечтал уже только о Терезиенштадте. Однако к осени 1944 г. он настолько проникся свойственными штрафному отряду взглядами на жизнь, что мировоззрение детей, недавно прибывших из приютов Терезиенштадта, вероятно, показалось бы ему странным, хотя у него было мало возможностей выяснить это. Петр Гинц, главный редактор еженедельника для мальчиков «Ведём», вместе с большинством попавших в сентябрьские и октябрьские эшелоны 1944 г. был отправлен прямо в газовые камеры. Та же участь постигла Зузану Винтерову, Иржину Штейнерову, Эдиту Биккову, Марию Мюльштейнову, Илону Вайсову и Лилиану Франклову. Но группе детей из Терезиенштадта, которых не отправили в газовые камеры, Иегуда и его друзья все же сумели передать еду и ценные советы о мерах предосторожности около электрической ограды [33].
Постепенная трансформация тех, кого, как и Иегуду Бэкона, решили пощадить, началась уже в тот момент, когда они попали в «семейный лагерь» Биркенау. Ритуал приема начинался с душа и избавления от вшей, затем узникам делали татуировку и выдавали лагерную одежду, после чего вели обратно, и они получали свою первую порцию еды – лагерный «кофе». Когда Иегуда и остальные, приехавшие вместе с ним декабрьским транспортом в 1943 г., воссоединились с теми, кто организовал в сентябре «семейный лагерь», они выяснили, что среди заключенных существует иерархия рангов, узнали, кто такие капо и старшие по блоку и какие они носят повязки. Впервые с тех пор, как немцы вошли в Чехословакию, Иегуда увидел, как ударили его отца, – и это сделал не эсэсовец, а такой же молодой чешский еврей, – и осознал, что он ровно ничего не может с этим поделать. Каждое утро Иегуда видел, как перед блоком складывали трупы тех, кто умер ночью. Если к вечеру трупы не забирали, узники могли попытаться быстро обменяться с ними одеждой и обувью. Он видел, как люди пытались выдать умерших за больных, чтобы продолжать получать их пайки. Глядя в сторону соседних огороженных блоков в Биркенау, он видел избиения и голых женщин, перебегающих от одного барака к другому, когда в женском лагере производили отбор [34].