Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

Одна женщина из Гамбурга, отправившаяся в эвакуацию с тремя детьми, по приезде на юг обнаружила, что не может достать чистые подгузники для своего годовалого ребенка. Когда она добралась до Линца в Австрии, выяснилось, что ей с детьми негде ночевать – им пришлось спать на полу вокзала. Когда дети начали болеть, она написала мужу, умоляя прислать ей денег на обратную дорогу и уверяя, что даже в подвале их дома в Гамбурге им будет «в тысячу раз лучше, чем здесь». Но самое главное, она просила его: «При любой возможности отговаривай этих несчастных людей от поездки в те области, где еще царят мир и безмятежность… Здесь, в Остмарке [Австрии], никто ничего не понимает. Хотела бы я, чтобы их тут тоже начали бомбить» [41].

Дальше на север дела обстояли совсем иначе. Даже в городах, находившихся чуть в стороне от траектории полета бомбардировщиков, точно так же звучали сирены. В феврале 1943 г. полуторагодовалая Урсель подбежала к бабушке и сказала: «Боюсь самолет!», хотя, находясь в более-менее безопасной зоне за пределами Берлина, малышка только второй раз слышала над головой тяжелый рев вражеских двигателей. С марта по июль Королевские ВВС совершили 31 крупный ночной налет на гораздо более близкие города Рура и постоянно меняли цели, отчасти для того, чтобы дать бомбардировщикам, которых пока еще не прикрывали истребители дальнего действия, больше шансов против эскадрилий ночных истребителей люфтваффе. Люди привыкли просыпаться по несколько раз за ночь и решать, стоит ли спускаться в подвал и там дожидаться отбоя тревоги. Нередко у жителей этих городов оказывалось больше сил и желания обсуждать бомбардировки, чем у измученных и подавленных беженцев. Дрезденцы с ужасом слушали рассказы из Берлина, представляя, каково было бы испытать подобное самим. Зимой и весной 1943–1944 гг. всеобщие страх и ярость распространились далеко за пределы Берлина. Каждый раз во время воздушного налета на столицу четырнадцатилетнюю польку Марию, прислуживавшую в немецкой семье близ Данцига, била хозяйка. Муж этой женщины, бывший учитель немецкой школы в Польше, служил в штабе в Берлине, поэтому Марии приходилось терпеть побои очень часто [42].

Но даже если немцы еще не чувствовали себя побежденными, триумф 1940 г. уже казался далеким воспоминанием. К концу 1943 г. Лизелотта Гюнцель, вероятно, начала еще сильнее сомневаться в прочности своих нервов, однако по-прежнему не поддавалась пораженческим настроениям, хотя ее собственный отец, старый социал-демократ, бродя по квартире, без конца рассуждал о революции и старался убедить ее, что Германия проиграла войну. Вместо этого Лизелотта жадно впитывала слухи о возмездии, которое ее страна собиралась обрушить на Англию. Почву для подобной реакции старательно готовили на протяжении всего 1943 г. Январское поражение Германии под Сталинградом вынудило Геббельса сменить тон пропаганды на пронзительно-пессимистический. Начиная с весны 1943 г. его министерство рассказывало немцам о зверствах советских войск, возлагало вину за войну на евреев и обещало, что Германия вскоре отомстит Британии за неизбирательные бомбардировки немецких городов. Летом немецкая пропаганда принялась намекать, что у Германии есть некое секретное «чудо-оружие», способное обеспечить ей «окончательную победу». Но с тех пор ничего так и не произошло. Летом в рапортах полиции безопасности, изучавшей перепады общественного мнения, а также в дневнике Лизелотты все чаще проскальзывало беспокойство: каким образом Германия выиграет войну и когда на самом деле Британию настигнет обещанное возмездие? [43]

В течение всего 1943 г. Гитлер почти не выступал на публике. В марте он вернулся в Берлин из штаб-квартиры в Восточной Пруссии, чтобы отметить День памяти героев, но ничего не сказал о героях, недавно павших на Волге. Он зачитал свою речь так быстро и монотонно, что многие люди, слушавшие радио, задавались вопросом, не подменили ли его. После Гамбурга Гитлер, вопреки настояниям Геббельса, отказался посетить разрушенные бомбежками города или выступить по радио. Наконец, после нескольких месяцев ожидания, 8 ноября 1943 г. фюрер обратился к своему народу. Это была одна из важнейших дат в нацистском календаре, канун 20-й годовщины его неудачного путча в Мюнхене. К тому времени Гитлер оставался единственной крупной фигурой с незапятнанной репутацией и по-прежнему пользовался доверием общества [44].