Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

К 20:15 улицы опустели – люди ждали у радиоприемников его выступления. Они хотели, чтобы он успокоил их, и, самое главное, подтвердил, что Англия действительно потерпит поражение в этой войне благодаря новому чудесному оружию, о котором все лето рассказывали партийные пропагандисты. На худой конец, они хотели хотя бы удостовериться, что ждать возмездия осталось уже недолго. Поэтому высказанная Гитлером довольно расплывчатая угроза ударить по Британии была воспринята с радостью и облегчением: «Если фюрер так говорит, значит, я в это верю. Томми получат по заслугам…» – или, как написал в рапорте еще один осведомитель полиции безопасности: «Обещание из уст фюрера стоит больше, чем все заявления в прессе, по радио и на партийных собраниях» [45].

В квартире своих родителей в Берлине Лизелотта Гюнцель записала в дневнике: «Я как раз слушаю речь Гитлера». Хотя сам фюрер вызывал у нее чрезвычайно сильные сомнения, его слова воодушевили ее: «Гитлер снова вселил в меня веру в победу. Он говорил о высадке в Англии и о возмездии за террористические бомбардировки». Затем, отражая навязчивые мысли Гитлера о том, что крах 1918 г. не должен повториться, и витавшие в обществе апокалиптические настроения, Лизелотта написала: «И даже если все рухнет, нового 1918 г. не случится. Адольф Гитлер, я верю в тебя и в победу Германии». Католическое духовенство снова бросило вызов монополии режимных СМИ, напомнив с церковной кафедры, что мстить – не по-христиански. Но в сильно пострадавших Рейнланде и Вестфалии прихожане пропускали эти нравоучения мимо ушей и продолжали мечтать об ожидающем Англию великом возмездии. Возможно, подростки, такие как Лизелотта, действительно воспринимали все эти торжественные обещания и клятвы всерьез, но они ни в коем случае не были единственными, кто верил в силу «стойких сердец» и в победу Германии [46].

Через семь недель после выступления Гитлера остатки надежды, ненадолго вызванной его словами, сгорели в огне бомбардировок Королевских ВВС и были раздавлены тяжелыми новостями с Восточного фронта, где замерзающие солдаты встречали третье Рождество. В конце декабря 1943 г. безудержный поток политических анекдотов уже начал вызывать беспокойство у исправно записывавших их агентов тайной полиции. Один звучал так:

Дом доктора Геббельса в Берлине бомбят. Он хватает два чемодана, выносит их на улицу и возвращается в дом, чтобы забрать другие вещи. Снова выйдя на улицу, он видит, что оба чемодана украли. Доктор Геббельс ужасно расстраивается, плачет и ругается. Его спрашивают, что такого ценного было в этих чемоданах. Он отвечает: «В одном было Возмездие, а в другом – Окончательная Победа!»

Второй анекдот звучал еще более лаконично: «Во время последней атаки на Берлин англичане сбрасывали сверху охапки соломы для ослов, которые еще верят в Возмездие» [47]. Немало людей загадывали, чтобы бомбардировщики обошли их город стороной. Появившаяся в Руре популярная песенка советовала Королевским ВВС лететь на Берлин, потому что именно там в феврале 1943 г. с восторгом встретили великую речь Геббельса, призывавшую к «тотальной войне»:

Lieber Tommy fliege weiter,
wir sind alle Bergarbeiter
Fliege weiter nach Berlin,
die haben alle ‘ja’ geschrien

Дорогой Томми, лети дальше,

Мы все здесь простые шахтеры.
Лети дальше на Берлин —
Это там все кричали: «Да!» [48]

По ночам люди лежали в постели и молились, чтобы бомбы упали на какой-нибудь другой город. Чувство национального единства, которое днем изо всех сил пыталась укрепить пропаганда, вещавшая о мести и возмездии, незаметно истончалось.