Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

Успех полномасштабной эвакуации целых школ, которые перевозили в старинные загородные усадьбы и монастыри, часто зависел от находчивости организаторов. Когда женскую гимназию Песталоцци из берлинского Руммельсбурга эвакуировали в Шлосс-Штребен, резиденцию польского графа в Вартеланде, девочкам какое-то время пришлось спать на соломе на полу и терпеть укусы клопов, пока для них не соорудили деревянные двухъярусные кровати. Но у них были большие и просторные комнаты, и руководительница лагеря Союза немецких девушек читала им перед сном рассказы о привидениях при мерцающем свете керосиновой лампы. На завтрак всегда давали суп (младшие девочки считали пузырьки на поверхности супа за письма из дома, а старшие – за поцелуи). А добродушный директор лагеря герр Кёте, всегда ходивший в эсэсовской униформе, отправлял их письма домой без всякой цензуры.

Бомбардировки немецких городов (до 1944 г.)

Польский граф переехал в квартиру около парадной лестницы, но за все время девочки так и не увидели его, и никто не мешал им кататься по перилам. Поддержанием дисциплины девочки в основном занимались сами: двенадцатилетней Ренате Шварц однажды пришлось лежать на животе на своей кровати, стараясь не издавать ни звука, пока остальные девять девочек из ее комнаты по очереди подходили к ней и шлепали ее по ягодицам за то, что она бегала вокруг них и задирала им юбки. В остальном у Ренаты остались счастливые воспоминания о том времени. Ей даже дали роль Мальчика-с-пальчик в воскресных спектаклях, и она, спотыкаясь, вышагивала по сцене в огромных эсэсовских сапогах герра Кёте, с позаимствованным на кухне ножом для разделки мяса. Со временем театральные постановки школьниц стали масштабнее, и они даже показали в деревне значительно расширенную версию сказки «Великан с тремя золотыми волосками», к большому восторгу местных немецких семей [56].

В маленьких немецких городках и поселениях поток матерей-беженок с маленькими детьми встречали не так радушно – местные жители нередко чувствовали себя стесненно. В сентябре 1943 г. более 1240 эвакуированных из Бохума, Хагена, Берлина, Штеттина и других городов поселили в Рюгенвальде в приморской Померании, население которого насчитывало всего 8000 человек. Вынужденное тесное соседство приводило к мелким, но унизительным ежедневным конфликтам: хозяева отказывались давать беженцам постельные принадлежности или топливо для обогрева помещений и не позволяли им пользоваться своей кухней. В Рюгенвальде женщинам и детям приходилось носить пищу с импровизированных коммунальных кухонь и есть ее в спальнях. По мере того как количество эвакуированных росло, местные жители принимали их все более неохотно, и старосте села и ортсгруппенфюреру партии (часто это был один и тот же человек) приходилось все настойчивее давить на земляков, чтобы найти для беженцев жилье. Когда двенадцатилетний Эрвин Эбелинг прибыл в Любов близ Старгарда в Померании, его сразу отвезли в местную гостиницу, где окрестные фермеры как раз разбирали приехавших одним поездом женщин, детей и подростков из Хагена. В основном всех интересовали только женщины с одним ребенком, от которых было бы больше пользы в хозяйстве. Желающих взять Эрвина и еще десять мальчиков не нашлось, и им пришлось ночевать на вязанках соломы в доме свинопаса до тех пор, пока для них, наконец, не отыскали приемные семьи [57].

В регионе Байрёйт в Баварии две женщины с ребенком, вынужденные ютиться в крошечной комнате почти без мебели, обнаружили, что никто из местных жителей не намерен предлагать им горячую еду. Они вернулись в Гамбург. В августе 1943 г. в Наугарде никто не хотел брать к себе тринадцатилетнюю Гизелу Веддер и ее сестру. Наконец мэр поставил для них кровать у себя на кухне, служившей ему кабинетом. По вечерам, когда он сидел и выпивал там вместе с посетителями, девочки прятались под одеялом. Не имея места, куда можно было бы переехать, и не найдя никого (включая учителей), кому хватило бы смелости заступиться за них, девочки в конце концов решили, что с них довольно. С трудом волоча за собой деревянный чемодан, они отправились по раскаленной летним зноем пыльной улице на станцию. И снова никто не пришел им на помощь – им пришлось самим тащить свой багаж по жаре [58].