Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

Местные власти, вынужденные проводить полную эвакуацию, не прибегая к принуждению, повсеместно сталкивались с трудностями. Гитлер настаивал на защите прав родителей – неизменно настороженно относясь к настроениям в тылу, он не мог согласиться на полномасштабные чрезвычайные меры, которых требовал Геббельс в речи о тотальной войне в феврале 1943 г. Несмотря на активную рекламу эвакуационных мероприятий, родители не всегда давали на них согласие. Чтобы преодолеть сопротивление, местным чиновникам из партии и Министерства образования нередко приходилось издавать дополнительные постановления. Школы закрывались, но непокорных родителей предупреждали, что они по-прежнему несут юридическую ответственность за посещение детьми учебного заведения. Из таких городов, как Берлин, дети могли ездить в школу в Ораниенбург, или родители использовали имеющиеся связи, чтобы устроить детей в приемные семьи в соседних городах, таких как Науэн [59].

Так же, как это было в Британии, расширение масштабов эвакуации означало появление новых возможностей для дурного обращения с детьми. Летом 1943 г. восьмилетний Петер Гроот приехал в Массов в Померании, где за ним присматривали две сестры, обе нацистки и обе старые девы. Все было хорошо до тех пор, пока сестры не решили купить собаку и не начали отдавать ей изрядную часть пайка, полагавшегося Петеру. К тому времени, когда мать приехала зимой навестить его, он так исхудал, что его пришлось положить в больницу. В некоторых случаях о трудностях адаптации детей свидетельствовало ночное недержание мочи. Однако власти рассматривали это как физическую или психологическую слабость. Если из исправительного заведения детей, мочившихся в постель, могли отправить в психиатрическую лечебницу, то эвакуированных детей с подобной проблемой в некоторых, крайне редких, случаях возвращали домой к семье [60].

В течение двух месяцев из 306 учеников одной средней школы Хагена домой вернулись 27. Говоря о причинах, директор упомянул, что «дети тоскуют о доме, а родители скучают по своим детям», а также указал на «плохие условия проживания», «предположительно неудовлетворительную заботу о детях со стороны приемных родителей» и (в случае с детьми, вышедшими из школьного возраста) «необходимость устроиться на работу». Пытаясь остановить поток возвращающихся, гауляйтер и рейхскомиссар по обороне Южной Вестфалии Альберт Гофманн приказал не выдавать продовольственные карточки на детей, вернувшихся без уважительной причины. Это спровоцировало сидячие забастовки женщин, а в некоторых областях и их мужей-шахтеров, продолжавшиеся до тех пор, пока власти не уступили [61].

Но многие дети остались и смогли приспособиться к своему новому окружению. Гюнтер Кунхольц, один из трех детей в семье, по приезде в Рюгенвальде обнаружил, что его взяла к себе бездетная пара. На следующее утро одиннадцатилетний мальчик сидел на пороге дома и рыдал. Однако он решил остаться и довольно быстро привык называть своих опекунов дядей и тетей. Он провел в Померании три с половиной года, наслаждаясь теплом и эмоциональной близостью, которых уже не мог ощутить позднее, когда вернулся в родную семью. В Зибенбургене [Трансильвании] тринадцатилетний Фридрих Хейден вместе с женщинами и детьми сгребал граблями и ворошил луговую траву, которую косили его приемный отец вместе со слугой. Когда сено просохло, Фридрих научился правильно грузить его в тележку: он заметил, что, если не следить за равновесием, тележка опрокинется. Семилетний Карл Лукас привез на ферму в Энцерсдорфе в Баварском лесу 23 копны сена и так гордился тем, что помогает по хозяйству, что нарисовал об этом рисунок и послал его своей матери. На рисунке Наннерль, родная дочь хозяев, и работник-поляк грузят сено на телегу, а маленькая фигурка с подписью «Ich» («я») держит лошадь за поводья. Фридриха очаровали румыны и цыгане, с которыми он впервые работал бок о бок, – кроме того, его поразило, сколько еды им удавалось утаить от его приемного отца. В июне 1944 г. Карл уже напоминал в письмах матери, оставшейся в светском протестантском Гамбурге, чтобы она ходила в церковь. Поначалу жены фермеров предпочитали выбирать на «невольничьих рынках» эвакуированных взрослых женщин в надежде, что те будут усерднее работать, однако приучить детей к сельскохозяйственным будням нередко оказывалось куда проще [62].