Если бы пропаганда Геббельса действовала на одних только нацистов, ее влияние было бы относительно невелико. Но, как выяснил на личном опыте Виктор Клемперер, созданный Геббельсом образ еврея как истинного протагониста войны сыграл роль линзы, сфокусировавшей в себе страх и растерянность людей, которые изначально не были нацистами и пришли бы в ужас при мысли о расстреле еврейских заложников. Славный фабричный мастер, с которым Клемперер вместе служил во время Первой мировой войны и который искренне сочувствовал ему 12 марта 1944 г., когда он потерял должность преподавателя в институте только потому, что был евреем, неделю спустя в разговоре с Клемперером, сбивчиво пытаясь объяснить ему причину последней, совершенно бессмысленной американской бомбардировки Гамбурга, заговорил о еврейских «миллиардерах». Абстрактная идея «еврейской плутократии» предлагала таким людям, как он, объяснение, идущее вразрез с их личной симпатией к отдельным евреям. В обществе возник новый водораздел. Даже после ноябрьского погрома 1938 г. антисемитизмом нацистов восторгались лишь некоторые группы и регионы, такие как Гессен или Франкония, где и до 1933 г. существовали сильные антисемитские настроения. В таких городах, как Берлин, Гамбург и Франкфурт, или в Руре, где глубоко укоренились светские традиции и ценности рабочего движения, подобные взгляды почти не имели влияния. Но война изменила картину и в этих регионах. Пытаясь осмыслить ожесточенные террористические бомбардировки, гражданское население в городах все больше начинало верить в заговор врагов, испытывающих непримиримую ненависть к немцам и Германии [52].
В «еврейские» бомбардировки верили не только убежденные сторонники нацистов, и эти взгляды подкреплялись не только антисемитской пропагандой. Свою роль играли и широко распространившиеся слухи о массовых расстрелах евреев на Востоке. Утонченный аристократ Лотар де ла Камп писал из Гамбурга родным 28 июля 1943 г., в разгар операции «Гоморра»: «В частных беседах и даже в более широком кругу простые люди, средний класс и прочее население неоднократно высказывались в том смысле, что нападения союзников – месть за наше обращение с евреями». Тем же летом в Мюнхене, Эссене, Гамбурге и Киле раздавались голоса, высказывающие сходную точку зрения. Более 10 % писем, адресованных Геббельсу в середине августа, протестовали против антисемитской кампании. Один корреспондент указывал, что людей беспокоят и другие вопросы, другой считал, что немцы сейчас несут наказание за то, как они раньше поступили с евреями. 2 сентября 1943 г. ежедневная газета
В течение долгой средней фазы войны этот пессимистический взгляд на положение нации то усиливался, то ослабевал по мере поступления новостей с разных фронтов.
Когда американцы в сентябре 1944 г. дошли до Аахена, они обнаружили, что местное население ожидает коллективного наказания за то, что было сделано с евреями. Но даже критически настроенные и несогласные граждане незаметно для себя усвоили глубинное убеждение, будто евреи настолько едины и сильны, что могут руководить бомбардировками союзников. Геббельс оказался прав, полагая, что может использовать пропаганду, опирающуюся на страх и рассказы о зверствах, чтобы не позволить немцам окончательно пасть духом и поддаться откровенно пораженческим настроениям [54].
Тем временем режим делал все возможное, чтобы защитить от бомбардировок молодежь. После усиленных налетов весной и летом 1943 г. многие школы были полностью эвакуированы в сельскую местность. Все происходило почти так же, как во время предыдущих эвакуаций в 1940, 1941 и 1942 гг., но масштабы были намного серьезнее, а срок пребывания в эвакуации не ограничивался шестью месяцами. В Берлине Геббельс использовал свое положение гауляйтера и рейхскомиссара по обороне, чтобы как можно более полно реализовать эту программу. Во многих гау последовали его примеру, и, в отличие от первой эвакуации в сентябре 1940 г., католическое духовенство поддержало принятые меры. В конце 1943 г. произошел массовый отток населения в сельскую местность, с севера и запада Рейха на юг и восток, сравниться с которым могло только бегство с востока на запад в конце войны [55].