В колоннах заключенных, проходивших в это время через Лейпциг, был один пятнадцатилетний немецко-еврейский мальчик из Аушвица. Томас Геве вместе с другими узниками Аушвица прибыл в Лейпциг в открытом вагоне из Лослау. Когда они пересекали Верхнюю и Нижнюю Силезию, его поразили завистливые и возмущенные взгляды, которые бросали на узников толпы ожидавших на перронах немецких беженцев. Впервые – и в такой отчаянный момент – узники концлагерей показались самим себе привилегированными особами, ведь им были гарантированы места в поезде. В Лейпциге заключенные увидели на соседней платформе больничный поезд и в отчаянии закричали, умоляя медсестер Красного Креста дать им немного воды для больных. Медсестры сделали вид, что их тут нет, но нашлась одна маленькая девочка с косичками, еще не научившаяся не обращать внимания на этих странных подростков. Ее аккуратно выглаженная черная юбка колыхалась в такт шагам, когда она подбежала к поезду и указала своей матери на юные лица, которые увидела в открытом вагоне. Геве и еще несколько мальчиков приподнялись, чтобы поздороваться с ней [29].
Между тем 27 января, в день, когда стрелковые дивизии 60-й армии генерал-полковника П.А. Курочкина выполнили свою задачу на юге и достигли Рыбника, они наткнулись на Аушвиц. 9000 оставшихся в лагерях заключенных, которых государственный обвинитель д-р Хаффнер счел серьезной угрозой безопасности, на самом деле были слишком слабы и больны, чтобы передвигаться. За девять дней после того, как колонны форсированного марша вышли из ворот, в лагере успели умереть еще 2000 человек. Захватив в июле 1944 г. Люблин, красноармейцы пришли в ужас от того, что обнаружили в лагере Майданек. Советское наступление происходило настолько стремительно, что у СС оставалось очень мало времени, чтобы уничтожить лагерь. Осматривая дом коменданта, склад стройматериалов, казармы эсэсовских охранников, бараки и мастерские заключенных, освободители также обнаружили неподалеку три газовые камеры, крематорий и позади него траншеи для массовых расстрелов, груды одежды и обуви и кучи человеческих волос. Хотя эсэсовцы сделали все возможное, чтобы замести следы в Аушвице-Биркенау, взорвали газовые камеры и сожгли главный архив, советские люди знали, что они нашли. На место немедленно пригласили медиков и журналистов, чтобы помочь выжившим и предать гласности открывшиеся ужасы. Но снова, как и после Майданека, в газете советской армии всех жертв называли советскими гражданами, не упоминая евреев и поляков. Для бойцов Красной армии Майданек стал символом того, как немцы обращались с их товарищами. Илья Эренбург и другие писатели горячо призывали советских солдат отомстить немцам за преступления оккупации, а образы Майданека и Освенцима [Аушвица] наполнили новой силой лозунг «Смерть немецким оккупантам!». 29 января, через два дня после освобождения Освенцима, советские войска завершили захват Силезского промышленного региона [30].
13 января 1945 г., на следующий день после того, как маршал Конев открыл наступление на юге, генерал армии И.Д. Черняховский начал масштабный прямой удар 3-го Белорусского фронта по Восточной Пруссии с северо-востока. Имея 1 670 000 человек, 28 360 орудий и тяжелых минометов, 3000 танков и самоходных орудий и 3000 самолетов, советские войска значительно превосходили по численности противостоявшие им сильно истощенные немецкие дивизии, общим числом 41, имевшие 580 000 человек, 700 танков и самоходных орудий и 515 самолетов. Но Красной армии пришлось преодолевать основательно укрепленные рубежи, которые периодически обновляли и расширяли еще до начала Первой мировой войны, при этом Красная армия подошла к этим укреплениям с самой сильной их стороны. Если Конев смог совершить бросок к Одеру всего за 11 дней, 3-му Белорусскому фронту удалось пробиться через Восточную Пруссию и Восточную Померанию и достичь устья Одера только в марте. Гдыня и Данциг держались до конца марта, а Кенигсберг, столица Восточной Пруссии к востоку от Вислинского залива, сдался только 9 апреля [31].
В Восточной Пруссии происходили самые ожесточенные бои советского зимнего наступления. При завоевании Восточной Пруссии погибло 126 464 советских солдата, еще 458 314 было ранено. Безусловно, самые тяжелые потери понесла пехота, составлявшая основу почти всех атак: советские командиры тратили жизни своих людей, стремясь держать в резерве ценные танки до тех пор, пока не станет ясно, где они смогут принести решающее преимущество. Санинструктор санитарной роты Ольга Яковлевна Омельченко вспоминала: