Свидетельница Гора

— Но Ты же видишь, — усмехнулся мужчина, — что не можешь говорить. Разве тебе не сообщили, что твои слова, независимо от того насколько жалобны они будут, окажутся бесполезными? Вопрос решён окончательно и бесповоротно. На тебе клеймо, рабское клеймо, вероломная Ты, бесчестная, порочная, лживая шлюха! Да, наконец-то, спустя столько времени, тебя заклеймили! Наконец-то тебя заклеймили! Превосходно! Это сделано! Рабская отметина теперь на тебе! В твоём теле! Она было глубоко впечатана в твою плоть раскалённым железом, понимай это, шлюха! И теперь носи законное шейное украшение, но не ожерелье, моя дорогая, а рабский ошейник! И он заперт на тебе, и Ты не сможешь избавиться от него. И это — мой ошейник! Это — ошейник, который всегда будет на тебе, шлюха! Ты теперь имущество! Моё имущество! Ты — теперь кейджера! Кейджера! Ты моя дорогая, моя сладкая маленькая вещь, Ты — моя кейджера! Ага, Ты хочешь что-то сказать? А разве тебя не предупредили? Тебе не сказали, что твои слова не интересны мужчинам из дома Уильяма. Почему мы должны выслушивать просьбы и лепет рабыни? Мы не хотим слышать этого. Возможно, позже тебе разрешат говорить, но тебя будут пороть плетью, каждый раз, когда мы будем недовольны твоими словами.

Генри снова обошёл вокруг неё, на этот раз, встав не точно перед ней, а немного левее.

— Держи голову вниз, — в очередной раз предупредил он её.

Рабыня, стоя перед ним на колени, потянула руки связанные пеньковым шнуром.

— Ты что, правда, думаешь, что сможешь освободиться? — поинтересовался Генри.

Констанция сразу прекратила свои бесполезные попытки, опустив голову ещё ниже, и проскулила два раза.

— Возможно, тебе было бы интересно узнать, — продолжил он, — моя бывшая высокородная, богатая леди, что-нибудь про свою соперницу, ту кто для меня в тысячу раз дороже тебя, несмотря на то, что она одна из самых низких здесь рабынь, а возможно, даже среди самых презираемых, поскольку чаще всего я видел её только в ошейнике и драных тряпках, и лишь однажды в простой тунике. Её зовут, хотя это и не имеет особого значения, Тута.

Рабыня начала неудержимо дрожать.

— Эй, что с тобой? — озадаченно спросил её хозяин.

Казалась, Констанцию охватила дикое возбуждение. Она тянула и дёргала руками, пытаясь вытащить кисти из стягивавших их верёвочных пут. Её попытка была столь же отчаянной, сколь и бесполезной. Она пыталась что-то говорить, но из-под кляпа вылетало только неразборчивое мычание.

Я сама прянула назад. То, чего я боялась, и на что надеялась, произошло!

Генри озадаченно рассматривал свою рабыню, уже замершую, поняв бесполезность своих попыток, и теперь спокойно стоящую перед ним на коленях, низко опустив голову.

— Не понял, — сказал он.

Девушка жалобно проскулила, в отчаянии пытаясь, подать ему сигнал.

— Что это с тобой? — осведомился молодой человек. — Несомненно, она хочет попросить о чём-то. Но этим она только навредит себе. Не стоит тебе ожидать даже минимальной крупицы доброты или сочувствия в нашем доме.

Констанция дёрнулась как от удара.

— Возможно, она хочет поднять голову, — предположил мужчина.

Она издала жалобное однократное поскуливание.

— Как быстро она захотела применить рабские хитрости! — заметил Генри, снова начиная раздражаться, заставив свою рабыню захныкать от отчаяния. — Ах да, я слышал сплетни в том, что Леди Констанция из Беснита, возможно, скрывала под своими одеждами рабские формы. Кто бы мог подумать? И как это подобающе! И как удачно для неё! Возможно, если она научится хорошо унижаться, её будут реже наказывать! Может, она теперь жаждет показать свои прелести, в надежде заслужить с их помощью некоторого послабления? Ты, правда, думаешь, что меня так легко отвлечь, так легко поколебать, дорогая Ты моя малышка, что меня можно запросто обольстить соблазнительными контурами умоляющей рабыни? Впрочем, за это можешь не волноваться, поскольку у меня есть твёрдое намерение часто и вдумчиво использовать их для своего удовольствия. Но они никогда не смогут сравниться с контурами той, кого я люблю! Независимо от того, насколько соблазнительными и волнующими, могли бы оказаться формы твоего вероломного, презренного тела, но на фоне её золота, Ты никогда не сможешь стать дороже бессмысленного медного бит-тарска!

Тело рабыни снова затряслось, и это была лихорадка переполнявших её эмоций.

— Смотри-ка, — презрительно скривился Генри. — Как быстро она учится! Никаких сомнений, она умна! О-о да-а, она очень умна, вот только теперь для её ума будет другой объект приложения, уже не поиск богатства и власти, а задача доставить удовольствие хозяину! Её только успели заклеймить и надеть ошейник, как она уже надеется поколебать меня своими жалкими потугами, жалобной мольбой и рабской дрожью, но её хитрости ничем ей не помогут!