млечнотуманная сырость вплывает в пространство полудня, цепляясь за ветви деревьев, где ватой набитые птицы покрикивают в высоту, опрокинувши острые клювы, сегодня такие же сутки, какие размеренно длятся из прошлого в нынешнее беспрерывно, такой же удушливый день, никогда не законченный, такие же улицы, ветер, предчувствие чьих-то шагов на площадке у лифта, холодный подъезд, постоянные признаки быта, вода, заключенная в трубах и запахи пищи, и синяя краска на стенах с полоской побелки на треть, и кто-то поблизости снова приглядывает за порядком вещей,
сегодня такие же сутки, привычное то же, что прежде, к чему подбирается эта неделя и прочие, здесь прорастает пустотная масса последствий, вращение серого дня, где живет механический гул, исторгающий тело людей, вещество истощенных существ, перекормленных прошлым, они переходят друг в друга с застывшими ртами, обмякшими связками, сорванным горлом, откуда слова извлекаются с болью и страхом позволить себе говорить, прошептать, даже думать о том, что нельзя, они повторяются после себя, между черным асфальтом и пасмурным небом, в квартирах с квадратными окнами, в маленьких кухнях, в прихожих со старой одеждой, в желудке метро, в кабинетах с бумажными папками, липкая слякоть, объемлющая пустоту, придающая полому форму,
глухое шевелится множество, всполохи речи придавленной, выспренний хор согласованных, изображения мудрых, которым доверено мыслить, такое же было тогда и продолжится, звезды, запрятанные в города, незаметные глазу, следящему, зрячему, что происходит поныне, заведомо правильно, так решено, что бы ни было после, но после такое же, пьет пустота голоса одинаковых, пьет пустота детский крик, чей-то шепот, смещенный от страха, слова принужденных присутствовать здесь вне зависимости, но никто ничего, потому что нельзя, и такое же дальше