Свидетельство

Так закончил он свой патетический спич и бросился передо мной на колени: «Умоляю вас! Умоляю. Мне удалось сбежать от них ненадолго. Они поймают меня. Но я заклинаю вас, помогите! Господи, помогите!» Он вскочил, потом наклонился надо мной и зарыдал. Я почувствовал, что, если не соглашусь, этот безумец ни за что не отстанет от меня. «Да чем же я могу вам помочь?» – крикнул я, на всякий случай держа наготове книгу. «Только одним, слышите, только одним! – невыносимо громко заверещал он. – Когда они придут к вам с куском картона и попросят написать на нем „Несчастный отец“, скажите им, что и вы не умеете писать!»

Все это напоминало сумасшедший дом. Конечно, я не поверил ни одному слову этого психа и потому с легкостью пообещал выполнить его просьбу. Ненормальный перестал рыдать, долго тряс мою руку, как и большинство жителей этого города, лез целоваться, снова плакал, благодарил, снова тряс руку, и я уже начал подозревать, что это не прекратится никогда. Вдруг он замер, увидев что-то за моей спиной, и задрожал. Я обернулся. Какая-то группа показалась из‐за угла. Ее возглавляла непомерных размеров женщина с большим задом и тяжелой массивной грудью. Позади нее шла целая куча детей от мала до велика. Последние двое держали большой кусок картона, а из карманов у них торчали цветные карандаши. «Прощайте!» – с невыразимой печалью раздалось рядом со мной, и человек, которого еще пять минут назад я считал душевнобольным, подобрав платок, сгорбившись и волоча ноги, поплелся навстречу остановившейся в его ожидании процессии. В последний раз, уже подходя к ним, собеседник мой обернулся, и губы его прошептали: «Несчастный отец!» Дети радостно подскочили к нему, подхватили под руки и со смехом весело побежали, уводя его от меня. На прощание огромная женщина обернулась, подмигнула мне и послала воздушный поцелуй. Процессия повернула за угол и исчезла.

Ошарашенный, смотрел я им вслед. Я все ждал, когда они вернутся и с хохотом закричат о том, как здорово они провели меня. Но никто не вернулся. Я остался один.

Вернее, я предполагал, что остался один. Как будто почувствовав чье-то присутствие, я оглянулся и с трудом, но разглядел какого-то мальчика, стоявшего неподалеку в тени фонаря. Видимо, он был свидетелем этой сцены. Он был в коротких бриджах и аккуратной курточке, из-под которой выглядывал белый воротничок рубашки.

– Что ты делаешь на улице в столь поздний час? – спросил я, еще не пришедший в себя от случившегося. – Я не видел тебя здесь раньше, – добавил я почти строго, приглядевшись к нему.

– Да, – ответил он вежливо, – наша семья ведет очень замкнутый образ жизни. Мы почти не выходим на улицу. Но живем здесь довольно давно.

– Странно, что я тебя здесь никогда не видел, – повторил я еще раз. – Я знаком со всеми соседями.

– А мы редко общаемся с ними, – ответил он, как мне показалось, задумчиво. – Но все о них знаем. Отец, быть может, вы его видели, у него такая черная патлатая борода, проделал много дырок в стенах нашей квартиры. И ночью все мы следим за соседской жизнью.

– Зачем? – опешил я.

– Потому что то, чем они занимаются, странно… – ответил мальчик. – Почти все наши соседи кряхтят и возятся в своих постелях. Они не знают, что мы наблюдаем за ними. Они и вправду чудаки: вдруг ни с того ни с сего забираются друг на друга. Ни я, ни моя кривоногая сестра, ни даже наш всклокоченный отец с толстухой-матерью никогда не делаем ничего подобного.

– И… вам нравится то, что вы видите? – спросил я, почувствовав себя совершенно обескураженным.

– Да нет, – ответил он. – Мы разглядываем их, потных, храпящих, поскуливающих, и удивляемся: разве они тоже представители рода человеческого? Мне даже кажется, что они ничем другим и не умеют заниматься. Когда бы мы ни заглянули в щель: ночью, а иногда даже днем, – они все время карабкаются друг на друга. Будто и нет у них других дел.

– Да… нехорошо, – глупо пробормотал я, потому что не знал, что сказать.

Вежливый мальчик немного подумал.

– Знаете что, – ответил он, почти укоризненно взглянув на меня, – так говорить некрасиво! Отец учит нас – надо быть благодарным. И когда мы собираемся за обедом и наша кубышка-мать вносит на столовом блюде украшенного сельдереем заливного младенца, мы каждый раз искренне молимся за благополучие и плодовитость наших странных соседей.

Мальчик еще постоял немного и не торопясь побрел вдоль нашего дома. Я не мог двинуться с места. Ведь это же не может быть правдой! Ведь это же он все выдумал!

– Стой, – закричал я. – Стой!

Мальчик обернулся.

– Ведь это же все ты придумал? Наврал?!

Мальчик внимательно посмотрел на меня, усмехнулся и пожал плечами.

Я замер как вкопанный. Я ждал появления человека с черной патлатой бородой, кубышки-матери и кривоногой сестры. Но никто не пришел.