Свидетельство

Под столом толстые пальцы ноги г-жи Фиш забирались под длинную юбку г-жи Вольц и нежно гладили ее икры. Желтые барабанные пятки г-на Дрендмаера залезали туда же, имея намерение пробраться еще дальше, нежные стопы племянника блуждали в поисках жарких теткиных ляжек, наконец, ноги их окончательно переплетались и в упоении замирали. Всех четверых начинала бить томительная сладкая дрожь, молодой Йонкеле, не получив даже толики какого-либо образования, не выдерживал первым и, мелко трясясь, начинал тоненько выть. Вскоре и г-н Дрендмаер присоединялся к нему, содрогаясь с невиданной быстротой. Ему начинала вторить г-жа Вольц, хрипя и вскидывая грудями, и наконец последней, взревев громоподобным басом, присоединялась к ним пышущая страстью г-жа Фиш. Соседи приникали к стенам, дабы хорошенько расслышать музыку этой неповторимой любви, чтобы потом рассказать всему городу о том, какие бельканто и переливы раздавались сегодня.

Как поведали мне подглядывающие соседи из дома напротив, в тот вечер, когда я во время прогулки встретил г-жу Фиш, все происходило как обычно. Вернее, только началось как обычно, ибо в тот момент, когда ноги сидящих уже сплелись и всех их забила та сладостная дрожь, что была предвестницей могучих будущих содроганий, и юный Йонкеле уже завыл своим тоненьким голосом, Дрендмаер забился с немыслимой быстротой, а г-жа Вольц уже схватила себя за груди, намереваясь с шумом выпростать их на стол, г-жа Фиш издала могучий, сотрясающий стены рык и, не имея сил более сдерживаться, вскочила, отшвырнув, словно щепку, созданный г-ном Корпом дубовый стул. Произведение инженерного искусства с такой силой врезалось в противоположную стену, что разлетелось на мелкие кусочки. Могучий, неведанный ранее порыв страсти овладел г-жой Фиш. Поведя задом, словно соломину откинула она в сторону мешающий ей обеденный стол. Ее пышущей плоти стало тесно в облегавших ее одеждах: треснули по швам салатные панталоны, а комбинация сама разорвалась на мелкие лоскуты. Г-жа Фиш всхрапнула, мотнув рыжей копной волос. Вскинула огромным задом, зычно рыкнула и призвала присутствующих немедленно оседлать ее. Призыв ее был столь мощным и властным, что оба наездника, не мешкая ни минуты, прыгнули со своих мест и в мгновение ока уже сидели на ее огнедышащих ягодицах. Ударив об пол ногой, г-жа Фиш еще раз вскинула задом, да так, что оба всадника, не удержавшись на крутой поверхности ее бедер, взлетели к потолку, перевернулись в воздухе и рухнули вниз, в отчаянии промахнувшись мимо ее вздымающейся плоти. Тогда Йонкеле, как более молодой и ловкий, хотя и не имеющий богатого дрендмаерского опыта, из последних сил сделал отчаянный рывок и, подтянувшись, успел вскочить на могучий круп перед тем, как г-жа Фиш, заржав, выбила ногой дверь и вырвалась на свободу.

Г-жа Вольц, со всей страстью откликнувшись на это ржание, в клочки разорвала свои одежды, закинула за плечи длинные груди и, откинув худосочный зад, подставила его в ожидании всадника. Отчаянно закричав, понимая, что и так упустил драгоценное время, г-н Дрендмаер вцепился в лежащие на спине темно-пунцовые соски, сжал ногами костлявые угловатые бедра и, прокричав нечто нечленораздельное, ударил крепкими пятками по худым ляжкам. Г-жа Вольц пронзительно коротко взвизгнула и с оглушительным гиканьем, стуча каблуками, вынеслась на нашу тихую улицу. Там впереди нее уже скакала, вздыбливая могучий круп и широко раздувая ноздри, почуявшая волю г-жа Фиш.

Народ высыпал на улицы. Я, бросив ужин, выскочил из дома вместе со всеми. Две обнаженные дамы, словно дикие страстные кобылицы, скинув мешающие им туфли и звонко стуча копытами, мчались по нашему городу. Я слышал тот стук копыт. Я видел, как их маленькие всадники с искаженными от напряжения лицами из последних сил пытались удержаться на ходящих под ними ходуном боках. Дамы неслись вперед, увлекаемые могучим зовом лугов и пастбищ, мчались, ничего не замечая вокруг, навстречу потокам ветра, развевающего их длинные гривы. Зрелища, подобного этому, еще не видел наш город. Обе дамы призывно ржали, и вот уже другие женщины города, отвечая призыву, скидывали с себя стесняющие их одежды и присоединялись к безумной скачке. И вскоре уже целый табун немыслимых кобылиц мчался по узким улицам. Давно скинуты и затоптаны были маленькие наездники, а замешкавшиеся прохожие едва успевали отскакивать в сторону, чтобы не попасть под крепкие, словно камень, копыта. Я прижался к стене. Вела табун, вскидывая огромным крупом и громко зазывно ржа, мчавшаяся впереди всех рыжая кобыла. Она уводила табун за город, ей тесно было в наших узких запутанных переулках.