Свиньи не смотрят на звёзды

Все были очень рады, желали Афоне и бабе Зине здоровья и счастья. Бабушка оказалась замечательной актрисой, она и малейшего вида не подавала, что всё это выдумка. Возможно, она уже и сама в неё поверила, действительно считала, что Афоня её родственник. За столом, к слову, бабушка, отнюдь не скучала. Старушка пила исключительно самогонку и ни капли не хмелела, закусывая при этом только хлебом и солёным огурцом.

Ещё через пару тостов кто-то вспомнил, что у Вити с собой гитара, все дружно стали просить его что-нибудь сыграть. Он немного размял пальцы и стал играть знакомые всем песни, а хор не очень стройных, но душевных хмельных голосов ему подпевал. Следующий час звучали грустные и умные тексты, горланящиеся надрывными, почти слёзными голосами. Кто-то из женщин это заметил, и Витя предложил спеть частушки. Тогда матерные песенки и гогочущий хохот сменили собой начавшуюся было тоску.

Всех шедевров народного творчества и не упомнишь, но одна почему-то врезалась в память. «На горе стоит козёл — золотые рожки, парень девушку ебёт за кило картошки». Вроде, глупая и бессмысленная, как и большинство из них, но странным образом описывает ту страшную и пошлую бедность, которая мрачным фоном всегда прячется где-то рядом. А главное, поёт её и смеётся тот самый народ, который вот-вот и пойдёт уже торговать собой ради килограмма картошки.

Под шумок сына Берёзиных стошнило прямо на стол. Понахватался, наверное, из рюмок, пока никто не видел. За это он получил подзатыльник от отца, и они, всей семьёй извинившись, пошли домой. За ними потихоньку стали расходиться и остальные, вечер посиделок закончился.

***

Афоня с Юрой огорчились, что всё так быстро закончилось. Решили ещё немного посидеть у Юры и продолжить. Они болтали весь вечер, так что нить диалога не прерывалась. На момент, когда они пришли к Юре, разговор шёл о старом кино. Они выпили, и Юра вдруг резко сменил тему.

— Слушай, Афоня, а серьёзно, как ты сюда попал? Какой, нахрен, дальний родственник, я ещё с дочкой бабы Зины был знаком, нет там ни дальних, ни ближних. Вообще никого из их семьи, кроме Зины и внука, не осталось.

Афоня напрягся, даже немного протрезвел. В хмельном разуме с трудом начался мыслительный процесс.

— Да ладно тебе, я же не скажу никому, чё ты там убил что ли кого, рассказывай, я могила.

Афоня ещё пару секунд смотрел на Юру, горящего интересом, и решил, что действительно никого не убивал и рассказать можно.

— Ну, хорошо, Нострадамус, наливай — расскажу.

Юра звонко хлопнул в ладоши с возгласом «так и знал», они ещё выпили.

— Наверное, нет смысла просто сказать, как оно есть, нужна предыстория. Ну, и начну тогда с самого начала. Я родился около сорока лет назад, меня назвали Афоней. До сих пор не знаю, почему мои родители выбрали это странное имя. Они сказали, что ради интереса наугад ткнули в книжку с именами. Они ткнули, а я так и стал жить: наугад, на ощупь. И вечной моей проблемой стало то, что я ничем не интересовался, совсем. Я любил своих родителей, старался их не расстраивать, делал всё, чтобы они были счастливы. Я хорошо учился, но на оценки мне было плевать, хоть и совсем бы из школы выперли, родителям это было важно. Ради матери играл на фортепьяно, музыка была мне безразлична. Ради отца занимался каратэ. Чёрт возьми, я даже стал чемпионом. Я победил, но когда мне на шею вешали медаль, было абсолютно всё равно. Подумал только об отце, который плакал на трибунах. Конечно, плакал и болел не сколько за меня, сколько за себя. У него не получилось, вот и радовался, будто своим победам. Хотя, они и были-то только для него. Я не имел вкуса к жизни с самого рождения, покончил бы с собой, если бы не знал, что убью этим в придачу и родителей.

Потом я поступил в институт, на филолога, мама так захотела. И я не знаю, как эта вымученная жизнь привела меня к ней. Я встретил любовь всей своей жалкой и никчёмной жизни, всё изменилось. Она была невесома, неосязаема, просто невероятна. Её нельзя было увидеть обычным взглядом, во всём мире её видел только я, и только она смогла разглядеть меня. Я сам себя не понимал и не чувствовал, а она смогла. Она принесла в мою жизнь счастье, которого я не знал прежде. Она могла в любую мелочь вселить сотни и сотни смыслов. Она стала для меня вселенной. Только благодаря ей я смог пережить смерть родителей.

Но однажды, мыльный пузырь моего существования лопнул. Я был на работе, она сидела дома одна. Что-то случилось с проводкой — вспыхнул пожар. Когда я вернулся, от моей любви и от моего дома ничего не осталось. Тогда понял, что я беспомощный и бесполезный трус — не смог прыгнуть с крыши. Дальше просто шёл куда-то и пил, не знаю, где был, чем занимался, как долго. Однажды, меня у помойки, где я искал еду, увидели бомжи. Они огрызнулись, и я им слегка вмазал — двум мужикам. Они офигели, спросили кто я, ещё что-то, не помню, в общем, хотели чего-то. А я тогда сел просто и заплакал навзрыд. Они отвели меня в свою домушку, накормили. Это был тот самый момент, когда я осознал, что стал бездомным.