Свиньи не смотрят на звёзды

Они сели за стол, на закуску была, само собой, рыба. Для начала, без лишних разговоров, ударили по стопарю. Кажется, они понимали друг друга без слов, чокнулись и почти синхронно влили в себя мутную жидкость. Афоня спросил покурить и дядя Паша пошёл к шкафу. Бродяга подумал, что за пачкой, но не тут-то было. Хозяин достал небольшую коробку махорки. К ней он вывалил стопку газет и сделал им по самокрутке. Это оказался чрезвычайно крепкий и ядрёный, даже для опытного курильщика, самосад. Афоня сперва закашлялся, а дядя Паша задымил, словно паровоз, издавая при этом звуки типа гудка.

— Давно пора, чтобы кто-нибудь Петьку проучил, а то он по синей лавке женушку-то не щадит.

— А чего она терпит, если бьёт?

— А кто этих баб разберёт, деваться, может, некуда. Я это всё к тому, что правильно ты ему вмазал. А к Берёзиным больше не суйся, ну их нахрен. Выпить хочешь — заходи ко мне, буду рад. Я только на рыбалке, бывает, неделями пропадаю.

Они выпили ещё, Афоня с усмешкой вспомнил вчерашний заговор: «не работает, баба Зина, твоя магия, со мной уже ничего не работает».

Вечер закончился, а Афонина жизнь вернулась в привычное русло. Утренняя натужная работа — последующая за ней ночная пьянка. Баба Зина, конечно, расстроилась, увидев, что Афоня снова пьёт, но не унывала. Говорила, что нужно терпение, мол, заговор не сразу действует.

Тут же, на днях, бродяга столкнулся с Алёной, лицо у неё было заплаканным.

— Алёна, привет, всё нормально у вас?

В ответ она немного шуганулась, видно, хотела избежать этой встречи.

— Привет, да, всё хорошо.

— И часто у вас такое?

— Нет, нет, что ты! Он у меня так-то добрый, и мухи не обидит. И любит меня очень сильно и Бореньку тоже. Просто его злить не нужно, сама виновата, тут бы любой сорвался. Я его из себя вывела. Получила, что заслужила.

— Да что ты за ерунду говоришь? Ничего ты не заслужила! И что значит «злить не нужно»?

— Говорю так, значит так, я знаю. Он справедливый, а если побил, значит за дело. Ты ему только на глаза не попадайся, пока совсем не успокоится, а то опять сорвётся, уж больно мы его разозлили. Он ведь редко так злится, но если злится, то под руку лучше не попадать. Ну, давай, пока, как-нибудь ещё увидимся.

Алёна ушмыгнула, по-воровски оглядываясь, не видел ли кто, что она общалась с очередным врагом мужа.

***

Афоня теперь каждый вечер проводил у дяди Паши. Они пили. Дядя Паша постоянно что-то рассказывал. О себе, о молодости, об армии, о бывших жёнах и Бог весть, о чём ещё. Он говорил тихо и медленно, так что приходилось вслушиваться. А говорил без конца, единым беспрерывным потоком слов. Поначалу Афоня старался вникать, но мозг закипал и отказывался расшифровывать эти тонны бесполезной информации. Через какое-то время разговора он понимал, что просто смотрит на дядю Пашу, думая о чём-то своём. Афоня только кивал и сильнее налегал на самогон, а старый одинокий рыбак всё что-то рассказывал и рассказывал. Он тоже не обращал внимания на собеседника. Дяди Паши, на самом деле, не было в душной прокуренной комнате. Он был далеко. Бродил по счастливым мирам своей юности.

Но вдвоём им было всё же лучше. Даже если бы оба молчали. В воздухе витала какая-то общность, безмолвное понимание.

Они каждый день собирались всё раньше, расходились всё позже. Так Афоня делал всё меньше и меньше домашней работы, пока не стал приходить только на ночёвку, затем и вовсе перестал появляться. Они с дядей Пашей ушли в беспощадный и беспросветный запой, напрочь потеряв чувство времени и меры.

Просыпались и пили, а засыпали от того, что больше пить уже не могли. Занавески большую часть времени были задёрнуты, глаза не хотели воспринимать любой другой свет, кроме тусклой лампочки «Ильича». В какой-то момент кончилась еда, но Паша достал с антресолей банки маринованных огурцов и помидоров. За водой, за всё время, сходили всего несколько раз, тянули жребий. В свою вылазку Афоня чуть не заблудился, вышел ночью и только под утро вернулся назад. Чудом не упал в колодец и не ушёл в лес. Мир вокруг переставал казаться реальным, они потихоньку сходили с ума. Часы, дни, недели — всё сливалось в одну нескончаемую ночь. Мозг превращался в плазму.

Первым из игры вышел более опытный боец — дядя Паша — он не смог встать с кровати, совсем не чувствовал ног. Для него это был верный маячок во тьме, говорящий «с тебя, брат, хватит». Афоня добивал остатки самогона, а Паша лежал рядом, на кровати — трясся и пил воду. Бродяга в совершенном бреду, в одиночку пил мутную гадость и в слезах мычал под нос что-то безумное.