За три дня Паша оклемался и смог подняться на ноги. Ему было очень плохо — по болезненным ощущениям в теле можно было изучать анатомию — но он был в разуме и хотел как можно скорее всё закончить. Уже ничего не соображающему Афоне он вручил последнюю бутылку и кое-как отвёл домой, к бабе Зине. Старушка не рассердилась, пустила без скандала, даже помогла дойти до кровати. Дядя Паша удостоверился, что с собутыльником всё хорошо, и, денёк отлежавшись, отправился на рыбалку. Заведомо заготовил ещё самогона, с пугающим стоицизмом и полным осознанием неизбежности.
***
Афоня заснул, как только дотащился до кровати. Заснул, правда, ненадолго, привели его днём, а в тот же день, вечером, он открыл глаза. Хриплый голос как мог громко повторял «воды». Баба Зина принесла кувшинчик — Афоня залпом его осушил. Затем полушёпотом выдавил, что хочет опохмелиться. Бабушка беспрекословно поставила на тумбочку, у кровати, стакан и отданную Пашей бутылку. Она только всё тихонько повторяла: «ничего, скоро станет легче, потерпи, всё будет хорошо». Афоня попробовал налить сам, но руки так тряслись, что он чуть не выронил и не разбил бутылку. Баба Зина и тут помогла, налила полный стакан, даже поднесла к губам и помогла выпить. «Ничего, опохмелишься, и станет полегче». Какое-то время она ещё подежурила у кровати, но у Афони всё было хорошо, бабушка пошла заниматься своими делами. От ужина бродяга отказался, и она, уложив внука, отправилась спать.
На следующее утро во всём доме пахло перегаром, бутылка самогона была совершенно пуста, Афоня спал. Бродяга всю ночь пил — оставлять у кровати самогон оказалось большой ошибкой. Он снова проснулся поздно вечером, выпивки для него уже не было. Похмелья хуже Афоня не испытывал никогда.
Начиналось всё как обычно — попросил пить, от еды отказался наотрез. Незаметная, поначалу, дрожь в руках стала усиливаться и, вскоре, он трясся уже всем телом. Сильно поднялась температура. Затем Афоню начало тошнить. Тошнило его какой-то смесью воды и желудочного сока, в последние дни он совсем ничего не ел. Единственное, что смогла сделать бабушка — дала воды с аспирином и сгоняла температуру холодными компрессами. В течение часа тошнота, вроде, отступила, температура немного спала. Афоня стал ненадолго засыпать, минут на пять-десять, но тут же просыпался, вздрагивая, а иногда и вскрикивая, ему снились кошмары. Сквозь сон он выкрикивал ругательства и угрозы. Так прошла ночь.
Утром стало немного легче, он уже не пытался уснуть, просто лежал с красными открытыми глазами, иногда просил пить. Так прошли утро и день, дав бабе Зине небольшую передышку. Вечером всё стало повторяться. Но прерывистый беспокойный сон с кошмарами в какой-то момент перерос в галлюцинации. Поначалу, это были мелкие глюки. Афоня видел, как пробегала собака, слышал музыку, голоса. Потом ему стал мерещиться допрос: кричал бабе Зине, что ничего не знает, просил его не бить, судорожно умолял не трогать семью. Но уже через несколько часов клялся сказать всё, что нужно, и сдать кого угодно, только бы прекратить мучения. Так прошла вторая ночь. Было видно, как Афоня тает на глазах, силы его покидали.
***
Вечером в гости зашёл Юра. Бродяга в это время лежал, бормоча что-то несвязное, и пугливо озирался по сторонам.
— Чего это с ним?
— Кажись, белая горячка хватила, третий день уж так лежит.
— Третий день? Надо звонить, врачей вызвать, капельница нужна. А то он у нас тут кони двинет. Дайте пару минут, я мигом.
Юра побежал домой, а вернувшись, сказал, что доктора уже выехали. Он сменил бабу Зину, сев подле Афони, который, кажется, уже совсем ничего не понимал. Бродяга протяжно мычал, вперившись глазами в пустоту.
— Это они с дядей Пашей так? Я-то думал, кто по ночам чертей гоняет.
Относительно огромного расстояния до ближайшего города врачи приехали быстро, даже очень. Видно, Юра точно знал, куда и кому звонить. Вообще, врач был только один, а с ним медсестра и водитель. Доктор — мужчина лет пятидесяти, с умным пристальным взглядом, сестра — полная веселушка с чемоданчиком в руке. Они мимолётом поздоровались с хозяйкой и сразу пошли к больному. Доктор пытался заговорить с Афоней, но всё без толку. Когда он его осмотрел, понял, что случай запущенный. Стал с серьёзным видом что-то диктовать сестре, недовольно смотря на показатели давления.
— Сколько дней он в таком состоянии?
— Так, третьи сутки пошли.
Доктор покачал головой, саркастически улыбаясь.
— А чего же вы медлите? Вы же знаете, что от белой горячки можно умереть? Так вот, он, буквально, на пороге.
Сестра принесла из машины ещё один чемоданчик. Доктор продиктовал ей дозировки, а сам начал что-то записывать. Быстро и без лишних вопросов была поставлена капельница и сделана пара уколов, сестра не теряла улыбки и обаятельности. Афоне явно стало лучше, он успокоился и минут через двадцать уснул. Доктор ещё раз смерил показатели и, убедившись, что всё в порядке, принёс за подписью листок. На нём перечень оказанных услуг и окончательная цена, которая оказалась совсем не маленькой.