Свиньи не смотрят на звёзды

Будни сменяются выходными, выходные буднями. В свободное время становится только хуже. Отдохнуть совсем не получается. Какая-то моральная усталость постоянно шумит фоном. Всю неделю кажется, что работаешь ради выходных, считаешь дни до пятницы. А потом понимаешь, что делать в это свободное время нечего. Выходные — лишь тяжёлый промежуток между ненавистной работой. Всё, чем ни займёшься на выходных, кажется как бы иллюзорным. Кажется, что нет смысла заниматься чем-либо, помимо работы. Да и чего стоит дело, которому можешь уделить лишь пару немощных часов, втиснутых в график между сном и тасканием тяжестей. Когда привыкаешь тратить на себя только шестую часть суток, выходные кажутся обманом, в который не хочется верить, к которому не хочется привыкать.

Делать что-нибудь — лень, не делать ничего — оскорбление этих единственных свободных часов жизни. Всегда заранее рисуется утро понедельника. Оно требует от выходных чего-то интересного и приятного и, в то же время, их обесценивает. Напоминает, что жалкие два дня, так и не начавшись — закончатся, исчезнут, даже не вспомнятся. Выходные, словно, не идут и даже не проходят — они уже прошли. На протяжении двух дней тянется беспощадное ожидание, одёргивая несчастный разум, пытающийся хоть немного забыться.

***

И вот, как раз, в один из таких выходных, когда Афоня был в магазине, его рука соскользнула. В тележке с продуктами, помимо хлеба и колбасы, оказалась бутылка водки. Он пришёл домой и стал пить.

О, как же сильно она сгустила мрак в голове. Теперь спасения не было даже в алкоголе. Он, словно, принял лекарство и обнаружил, что симптомы болезни не исчезли, а обострились. Водка так ему опротивела: этот вкус, этот запах, эти толчки опьянения в голову. Афоня швырнул бутылку в стену — по кухне разлетелись осколки.

Снова попался на это лживое чувство. Будто туман в голове сделает легче. Будто тот мир, мир вещества, лучше и радостнее этого. Будто там нет печалей и тревог. Но ведь эта жгучая пустота остаётся, и ты остаёшься. Боль просто видится немного хуже, но вот она, по-прежнему перед глазами. А на следующее утро, когда ещё и похмелье делает всё в несколько раз острее, кажется, что туман действительно помогал. И замкнутый круг поедает тебя с головой. Ты своё плохо превращаешь во что-то худшее и, возвращаясь от сильной боли к обычной, создаёшь иллюзию облегчения. Бьёшь по стене головой, когда болит нога. Ненавидишь и обычное состояние, и состояние опьянения, но продолжаешь раскачивать качели, чтобы смутно ощущать избавление от собою же созданного ада. И ни во что уже не веришь, заживо сгорая в собственной печали. С каждым глотком приближая к смерти ненавистную жизнь.

***

Но жизнь продолжается. Снова работа, снова дом, снова давка в автобусе. В прошлом ведь тоже не было никакого смысла, так зачем притворяться, что раньше было лучше. Было лишь предчувствие. Мол, ещё чуть-чуть и наступит счастье, во всём. Говорил себе: вот сделаю, пройдёт время, наступит день, совсем немного и, наконец, будет хорошо. Только это «потом» никогда не наступало. Лучшим было предчувствие, но и оно было призрачным. Жизнь всегда закидывала приманку, чтобы ты продолжал стараться, надеяться. Может, никто, на самом деле, не счастлив. А те, кто ходят с довольными лицами, просто думают, что вот-вот поймают удачу за хвост. А что делать, если уже точно знаешь, что нет? Терпеть? Забыться? Продолжать?

Кроме смерти, кажется, выхода нет. Но есть какой-то клапан в мозгу, инстинкт, который не то чтобы запрещает, скорее, вечно откладывает, навевает страха. Как вообще можно жить в мире, где единственным выходом кажется самоубийство, на которое попросту не хватает духу?

***

Курилка, магазин, диван. Приветствия за руку, работа, обед. Новости по телевизору, оплата коммуналки, зарплата. Афоня лишился своего места. Дом не был домом, знакомые не были друзьями. Один, на съёмной квартире, он до конца не мог привыкнуть даже к кровати. Всё было чужим. Ощущал себя так, словно проживает не свою жизнь. Но он не знал, какая теперь его. Сколько бы их не прожил — всюду был лишним.

Смотрел в зеркало и не узнавал себя. Даже тело, казалось, ему не принадлежало. Всё вокруг было иллюзорным, не верилось ни в одно прикосновение, ни в один предмет. Может, он лишь сон или чья-то игрушка. Душа, случайно попавшая не в тот мир. А какой был тот? Может, его душа самая одинокая во вселенной. Она всегда плыла в пустоту среди чёрного холодного космоса. Нет, он не чувствовал себя чужим. Он постепенно переставал чувствовать что-либо вообще. Был лишь сгустком энергии, бесцельно переходящей из действия в действие, попусту рассеивающейся в пространстве.

***

Единственным приятным был момент между окончанием работы и приходом домой. Появлялось какое-то обманчивое предчувствие счастья, улица становилась красивее, спадала рабочая усталость.