Свинцовая воля

Проводив ее несуразную, одетую в несколько одежд приземистую фигуру взглядом, Семенов сокрушенно мотнул головой и обратился к мальчишке, которому на месте не стоялось: он так и стриг живыми глазами по сторонам, должно быть, еще надеялся сбежать.

– Окурок доставай, – с самым серьезным видом распорядился Леонтий.

– Чиво-о? – озадаченно протянул Шкет и изумленно вытаращил глаза так, что больше уже и некуда.

– Быстро!

– И все? – не поверил мальчишка.

– Все.

Шкет поспешно сунул руку в карман пиджака, принялся там лихорадочно шуровать. Через несколько мгновений он протянул Семенову горсть разнокалиберных мятых и грязных от пепла окурков, ссыпав их в подставленную широкую ладонь.

– Все? – сглотнув слюну, вновь поинтересовался мальчишка, заинтригованный столь невероятным до безумия поступком взрослого человека. – Я могу идти?

– Свободен, – кивнул Семенов, и дал мальчишке легкого подзатыльника, внушительно напутствовав: – И чтобы я больше не видел, что ты куришь.

Шкет стремительно крутанулся на кривых каблуках стоптанных ботинок, на ходу подтянул сползавшие брюки и припустил вдоль улицы, время от времени оглядываясь на странного мужика, который, очевидно, за неимением денег на папиросы, отнимал у слабосильных и безобидных пацанов собранные ими бычки.

Прикрыв горку окурков в своей руке другой ладонью, Семенов заспешил к скамейке, находившейся в нескольких десятках шагов. Сев на скамейку, он высыпал окурки прямо на свои светлые брюки, и с нетерпением принялся их разгребать, выискивая папиросы марки «Норд». Таких нашлось восемь штук, но ни в одном полом мундштуке никаких записок-сообщений, к его глубокому разочарованию, не оказалось.

– Пустые хлопоты, – пробормотал Леонтий, с сожалением рассматривая свои перепачканные брюки. – Дела-а…

Внезапно покойную тишину, перемежавшуюся ровным шумом городских улиц и пароходных гудков, разорвал истошный женский крик, доносившийся с расположенного неподалеку пляжа:

– Украли-и-и! Часики позолоченные украли-и-и! Мальчишка тут еще вертелся в пиджаке-е-е! Он и украл… негодяй! Куда только смотрит милиция! Карау-у-ул! Ограбили-и-и!

Семенов посмотрел в ту сторону, где всего лишь минуту назад находился шустрый пацаненок, который на поверку оказался малолетним воришкой, но его давно и след простыл.

– Обмишурил меня стервец, как дурачка обвел вокруг пальца, – с ехидной усмешкой пробормотал в расстроенных чувствах оперуполномоченный, старший лейтенант НКВД Леонтий Семенов. – То-то он и скрыться хотел от меня. Он-то, шельмец, думал, что его за часики ловят. А тут вдруг я со своими окурками. Вот теперь он потешается надо мной в кругу своих друзей.

«Хорошо, что он еще не знает, что я милиционер», – невесело подумал Семенов, но это было слабым для него утешением.

Глава 6

Отдаленный район на юго-западе Ярославля издавна носил обидное название «Шанхай». До революции здесь находились механические мастерские купца Митрохина, вокруг которых со временем и сложился этот густонаселенный рабочий поселок со своим особенным жизненным укладом. Низкие деревянные бараки на несколько семей тесно соседствовали со всевозможными мелкими пристройками и дощатыми сараями, так что затеряться чужому человеку в замысловатом переплетении узких улочек было довольно легко.

На протяжении всей истории поселок имел настолько худую славу из-за тяжелых условий проживания его обитателей, для которых ничего не стоило по пьяной лавочке устроить между собой жестокое побоище или кровавую поножовщину, что жандармы сюда без необходимости старались не заглядывать. После революции жизнь забытых богом трущоб заметно изменилась в лучшую сторону, но за войну вновь скатилась на прежний уровень, и милиционеры тоже опасались бывать на бандитской окраине без особой нужды. Надо ли говорить, что вся шушера и другие асоциальные элементы чувствовали себя здесь вполне вольготно.

Если бы представилась возможность с высоты птичьего полета взглянуть на поселок, то можно было легко заметить сходство лабиринтов улочек, проулков и тупиков с огромной паутиной, в центре которой располагалось черное паучье гнездо. В данном случае этому жуткому месту в отдаленном районе отводилась роль воровской малины.