Мы выбрали шкоты, легли на другой галс и, подхваченные юго-западным ветром, направились к дому. Прилив уже давно закончился, и течение в канале наконец-то помогало нам. Я поблагодарил Терри за помощь.
— Для того и существует рабочий класс, босс, чтобы вытаскивать вас, никудышных богатеев, из всякого дерьма.
— А вот сейчас от рабочего класса требуется одно полезное дело, — проговорил я, — достать ящик с пивом.
Я зафиксировал руль. Можно было расслабиться, пока мы не добрались до мола в Плимуте. Дул свежий ветер, неся с собой остатки вечернего дождя. В движениях «Сикоракс» было что-то завораживающее — стремительное падение носом вниз, чередующееся с резкими подъемами.
Терри спросил о фильме, и мы посмеялись тому, как телевизионщики все время наседали на меня, требуя рассказать им о той ночи, за которую я получил медаль, и как я фактически ничего не смог из себя выжать.
— Да я многого и не помню, — признался я.
— Вы были молодцом, босс, — дружески заметил Терри.
— Я помню, как решил обогнуть эти горы слева, а эти ублюдки отстали ярдов на десять, так?
— Десять! Все пятьдесят!
— Неужели?
— Я слышал, как вы кричали. Вы были как бык на скотобойне. Одному Богу известно, почему вас не пристрелили с первого раза. Пришел майор и приказал не высовывать головы. Он кричал вам, чтобы вы вернулись.
— Я не слышал его.
— В конце концов он сдался. Он посчитал вас мертвым и заявил, что вы сами виноваты, потому что привели нас не на то место. Мы должны были быть в полумиле отсюда, а вместо этого вы кинулись на их штаб-квартиру, как одинокий ковбой. — Он хмыкнул. — А когда вы отключили свет, майор велел нам идти за вами.
— Это сработало, — уныло сказал я.
— Да, мы их поймали, — согласился Терри.
Воспоминания повергли нас в уныние. Я смотрел на свет маяка на Старт-Пойнте, затем взял направление на гавань Салкомб. Мы шли ходко. Я подумал: интересно, много ли воды набралось в трюме? Это было неизбежно, пока не притрутся заплаты на корпусе.
— Вы знаете, — продолжал Терри, — я не понимаю, что хорошего нам это дало. Жизнь такая же собачья, как и была.
— Неужели, Терри?
— Эти чертовы бабы... — заметил он.
В его голосе слышались нотки унылой безысходности.
— Что, так плохо?
— Да, босс, плохо, — съежившись, он сидел в углу кубрика, прячась от ветра, — вы-то выбрались из этого?
— Да. Мелисса ушла от меня. Но я не выбрался из этого совсем.
— А сами вы организовали бы это подслушивание?
Я покачал головой:
— Скорее всего, нет. Иногда я думаю, что женщины гораздо более жестоки, чем мы.
— Хорошо бы, если бы моя была более жестокой.
Я бы очень хотел, чтобы она уехала к чертовой матери, а я бы тогда вернулся в казармы. — Он поднес к губам бутылку пива. — У меня в казарме отличные друзья.
— Салли все еще капает тебе на мозги, чтобы ты ушел из армии?
Он кивнул:
— Без остановки. Она говорит, что как только кончится забастовка, на шахте будет работа. Но какая? Это чертово правительство хочет одного — выпотрошить шахтеров.
— А ты бы хотел работать в шахте?
— У меня оба дяди шахтеры, так что это семейное, — он помолчал, — возможно, тогда и Салли отстанет от меня, и для детей будет лучше, но я не знаю, босс. Мне нравится армия, правда. — Он затих, и мы так и сидели, два несчастных мужика. Он думал о Салли, а я об Анжеле. Конечно, я потерял ее, но, в отличие от Терри, я был свободен.
— Если ты когда-нибудь захочешь сбежать, — сказал я ему, — то койка на «Сикоракс» всегда ждет тебя. Нам хорошо вдвоем — тебе и мне.
Он поднял бутылку пива, как будто хотел чокнуться со мной, и сказал:
— Это правда, босс!
Мы замолчали. Скалы на севере посеребрились лунным светом, а волны пенились, набегая на них. Все пошло наперекосяк, но, по крайней мере, «Сикоракс» вернулась туда, где и должна быть. Теперь главное — скрыться от Беннистера, уйти в море, где меня не достанут никакие адвокаты.
Джордж Куллен нервно крутил трубку. Он выколотил ее и снова набил табаком.
— Сейчас тяжелые времена, Ник.
— Да, конечно.
— Никому не нужна настоящая яхта. Всем подавай пластмассовые посудины с японскими моторами. — Он зажег трубку и выпустил дым к ободранному потолку. — Стекловолокно, — добавил он с насмешкой. — Какое может быть мастерство со стекловолокном?
— Трудно уложить правильно, Джордж.