Свирепая справедливость

И ощущение этого тела – его теплоты и мягкости, твердости тренированных мышц, скольжение длинных прядей по его лицу, резкий электрический шорох плотных завитков внизу, расступающихся и дающих доступ к немыслимому жару; погружение в такую глубину, где, казалось, кончаются реальность и разум.

А после – неподвижность полнейшего спокойствия, умиротворения, средоточие которого – она; это умиротворение исходит от нее и затекает в самые дальние уголки его души.

– Я знала, что мне одиноко, – прошептала она. – Но не сознавала насколько. – И она сжала его, словно больше никогда не собиралась отпускать.

Магда разбудила его в полной темноте за три часа до рассвета, и, когда они покидали шале, было еще по-прежне–му темно. Фары едущего следом «мерседеса» с «волками» освещали их салон на каждом повороте горной дороги.

Во время полета из Цюриха Магда заняла в своем «Лире» кресло пилота и вела могучую машину без всякой рисовки, со спокойной уверенностью опытного летчика. Ее личный пилот, седой молчаливый француз, выполнявший сейчас обязанности второго пилота, очевидно, полностью доверял ее мастерству и наблюдал за ней с почти отцовской гордостью, когда она выбралась из контролируемого воздушного пространства цюрихского аэропорта и взяла курс на парижский Орли. После этого она включила автопилот и вернулась в главный салон. Она села в черное кожаное кресло рядом с Питером, но держалась так же, как в рейсе на Цюрих, – вежливо и сдержанно, и ему с трудом верилось в чудеса, которые они пережили прошлой ночью.

Перед ней сидели два секретаря в темных костюмах; во время работы она бегло говорила по-французски, с тем же легким акцентом, что и по-английски. После прихода в «Нар–мко» Питеру пришлось заново оценить собственный французский, но теперь он снова мог если не с блеском, то вполне уверенно обсуждать технические и финансовые вопросы. Один или два раза Магда спросила его мнение, взгляд ее оставался серьезным и отчужденным, она казалась безликой и деловитой, как компьютер, – и Питер понял, что они определенно не будут демонстрировать служащим свои новые отношения.

Но Магда тут же доказала ему, что он ошибается. Второй пилот сказал по громкой связи:

– Связь с Орли через четыре минуты, баронесса.

Она повернулась, легко и естественно поцеловала Питера в щеку и сказала – по-прежнему по-французски:

– Прости, дорогой. Я сама хочу посадить самолет. Нужно поддерживать форму.

Она посадила стройную быструю машину на полосу так гладко, словно намазала масло на горячий хлебец. Второй пилот заранее сообщил об их приближении, так что когда Магда отвела самолет в частный ангар, там уже ждали иммиграционный policier [24] в форме и douanier.[25]

Поднявшись на борт, они с уважением поздоровались с нею и бегло взглянули на ее красный дипломатический паспорт. Синий с золотом английский паспорт Питера они рассматривали немного дольше, и Магда с улыбкой сказала:

– Надо оформить тебе красную книжечку. С ней гораздо легче. – И, обращаясь к чиновникам, добавила: – Утро сегодня холодное, господа, – может быть, по рюмочке? – Рядом уже ждал стюард в белой куртке. Французы остались в самолете. Они сняли кепи, отстегнули пояса с пистолетами, удобно расположились в кожаных креслах и задумались над богатым выбором сигар и коньяков, которые предложил им стюард.

В ангаре ждали три машины – с шоферами и охраной. Питер скривил губы, увидев «мазерати».

– Я тебе говорил, чтобы ты не ездила в этой штуке, – мрачно сказал он. – Все равно что написать твое имя неоновыми буквами.

Они уже спорили об этом, когда Питер переформировывал охрану Магды, потому что серебристо-серая «мазерати», сверкающая металлическая стрела, была ее любимой машиной. Баронесса с коротким хрипловатым смешком прижалась к Питеру.

– Как приятно, что мной снова командует мужчина. Я чувствую себя женщиной.

– У меня есть другие способы дать тебе это почувствовать.

– Знаю, – согласилась она с озорной усмешкой в зеленых глазах. – И они мне нравятся даже больше, но только не сейчас – умоляю! Что подумает обо мне мой штат? – И серьезно сказала: – «Мазерати» поведешь ты, я заказала его для тебя. Пусть хоть ты им насладишься. И, пожалуйста, вечером не опаздывай. Я специально освободила этот вечер для нас. Постарайся быть в «Ла Пьер Бенит» к восьми – очень прошу.

К тому времени как пришлось затормозить на въезде в Париж у Пон-Невиль, Питер уже привык к мощному мотору и резкому разгону «мазерати» и – баронесса угадала – наслаждался ездой. Даже в плотном потоке машин на улицах Парижа он умудрялся с помощью коробки скоростей втискиваться в малейший просвет, уверенный в скорости и мощи великолепного автомобиля и в его послушности водителю.

Он понял, за что Магда любила «мазерати», и, когда припарковал машину в подземном гараже на Елисейских Полях, рядом с площадью Согласия, улыбнулся своему отражению в зеркале.