Свирепый босс наперстянки

Я представлял, как она откинулась на стол, запрокинув голову и шею, когда я входил в нее. Ее крики удовольствия. резонировали в моем мозгу. Стоны и звуки, которые принадлежали бы только мне. Ни у одного другого мужчины они никогда не были. Даже Таддео.

— А твоя семья хочет, чтобы Наташа была паханом? —

спросила Елена, не обращая внимания на то, что происходило

у меня в голове.

— Нет, — пробормотал я низким и хриплым голосом. Но у

них нет право на выбор.

Она заметила выражение моего лица. Я ожидал, что она отвернется, снова отвергнет меня, но ее губы приоткрылись, испустив хриплый вздох.

— Елена, — процедил я сквозь зубы. Не смотри на меня так,

если не собираешься проверить свою гипотезу.

Ее щеки порозовели, но упрямая линия губ означала, что она пытается игнорировать это, и ожидала, что я сделаю то же

самое. Ее глаза скользнули вниз к рукам, метнувшись к слову

«распутница».

— Я не смотрю на тебя определенным образом. Это всего

лишь мое лицо. Я тихо рассмеялся. От этого звука ее ноздри

затрепетали.

— Если бы это было твоим постоянным выражением лица,

мне пришлось бы убить половину Нью-Йорка.

— Разве ты еще не сделал этого? — спросила она.

Я протянул руку и поймал прядь ее волос. Она легко

скользнула сквозь мои пальцы.

— Даже близко нет. Я наклонился ближе к ней, дыхание

щекотало ее ухо. Зачем ты пришла ко мне в офис?

Елена внезапно поняла, почему она здесь, и резко отвернулась от меня, разрывая наш пристальный взгляд и растущее напряжение.

— Даника хочет поговорить с тобой.

Она вздернула подбородок, пытаясь взять себя в руки. Она что-то говорила о том, что находится под ваннами. Там, где мы держим Эйнсворта. Я жестом показал ей идти впереди меня, акт рыцарства и предлог для того, чтобы я посмотрел ей в зад.

— Не хочешь присоединиться ко мне? Или ты ещё не

отошла от нападения?

— Нет, — твердо сказала она. Я хочу видеть этого ублюдка. Я хочу услышать, что он скажет. Я почувствовал, как на моем

лице появляется ухмылка.

— Разве «Коза Ностра» поощряют такую кровожадность в

своих женщинах? Выражение ее лица не дрогнуло.

— Думаю, ты будешь удивлен.

Я открыл рот, чтобы ответить, когда в дверь кабинета

просунулась чья-то голова.

— О, Простите, что прерываю, — выпалила Татьяна,

переводя взгляд с меня на Елену. К ее щекам вернулся

румянец.

— Я хотела спросить, не могу ли я пойти с вами к

Эйнсворту?

Роксана этого не хочет. Роксана не хотела больше ничего слышать об Эйнсворте. Темнота ее прошлого еще не освободила ее от своей власти.

Но я знал Роксану, и она преодолеет эту неудачу. Несмотря на всю свою деликатность, Роксана была самой сильной из нас.

— Мы всегда рады тебе, Татьяна. Я уловил проблеск неуверенности в выражении лица Елены, но он исчез в считанные секунды. Я указал на женщин.

— Ну что же пошли? Елена вздохнула.

— Пойдем и потратим наше драгоценное время на этот

кусок дерьма.

Константин Тарханов

19

Пар и влажность из бани над нами сделали комнату для допросов липкой и слишком теплой для комфорта. Это было сделано специально. Удобный пленник не из тех, кто легко делится своими секретами.

Мы шли по сырым туннелям, звук наших шагов и дыхания отдавался эхом. Время от времени Татьяна вскрикивала, заметив крысу, но больше ничего не было сказано, кроме мягких слов утешения.

Я знал, что это из-за меня. Чтобы увидеть Эдварда Эйнсворта, я не мог быть человеком, который обожал сына Татьяны, или тем, кто флиртовал с Еленой.

Я был паханом со Стейтен-Айленда. Константин Тарханов. Человек, который убил своего отца собственным галстуком, прежде чем тот научился водить машину.

В моем фасаде, в моей маске не будет слабости.

Я был королем, они будут все поклоняться.

Мы добрались до комнаты, видимой только через дверь,

выбитую в бетонной стене.

Я постучал один раз, и Роман открыл дверь.

— Боже, — сказал он и оглянулся через плечо, ты пригласил всех. Это как гребаное семейное воссоединение.

— Впусти их, — послышался бодрый голос Даники.

Роман отступил в сторону, когда я вошёл , поприветствовав меня «боссом», прежде чем обратить свое внимание на Татьяну и Елену позади меня.

В центре комнаты, освещенной единственным лучом света, к стулу был привязан Эдвард Эйнсворт. Пот и кровь пропитали его, но чистые волосы и чистое лицо говорили мне, что Даника творила свою магию, заставляя его доверять ей. И судя по тому, как он провожал ее взглядом, она проделала очень хорошую работу.

— Эдвард, — поздоровался я.

Его голова резко повернулась ко мне, глаза расширились. Он все еще был немного медлителен после падения, но Даника ввела ему большую дозу обезболивающего. Его сломанные кости и растянутые мышцы будут ощущаться только как слабая пульсация.

— Ты, — выдохнул он и начал вырываться из своих оков.

— Эй, эй, Эдди, — пропела Даника. Он тут же повернулся к ней, упиваясь ее видом.

Она успокаивающе провела рукой по его голове, как родитель, успокаивающий ребенка. Краем глаза я заметил, как Роман переминается с ноги на ногу.

— Ты сказал, что хочешь мне что-то сказать, —

пробормотала Даника. Не мог бы ты мне сказать?