Свирепый босс наперстянки

Елена фыркнула и вернулась к своей книге, отпуская меня.

Перебирая страницы книги, она спросила:

— Что же сказал, Джованни?

— Немного. Но ясно, что он недоволен угрозой в адрес своей

дочери.

— А должен быть доволен?

— Конечно, нет, — сказал я. Он также подтвердил свое

намерение воевать за Нью-Йорк. Елена прикрыла глаза от

солнца книгой. Я отступил в сторону, заслоняя ей лучи.

— Он не сказал, какую именно часть ?

— Нет. Но самым логичным выбором были бы Ломбардцы. Она склонила голову набок.

— Самый логичный выбор? Почему ты так думаешь, ты

что-то знаешь, на самом деле? Я думала, что Ломбардцы

сильны.

— Сильные, но не самые сильные. На самом деле, по

сравнению с другими тремя семьями, Ломбардцы имеют очень мало власти, — подтвердил я. Смена руководства неизбежна.Понимание отразилось на ее лице. Елена никогда не была медлительной в понимании смысла моих слов, или чьих-либо еще.

— Ты собирался захватить территорию Ломбардцев. Почему

ты этого не сделал?

— У них не было всего, что я хотел. Я встретился с ее глазами, нависшими над ней. У нее перехватило дыхание.

— И твоим объектом оказались Соколы. Например, из-за

ключа?

— Одна причина, — пробормотал я. Но не самая главная.

Елена сглотнула.

— Константин, я должна тебе кое-что сказать. Антон

подскочил к нам, прервав нас обоих громким голосом :

— Дядя Костя, Тетя Лена.

Он бросился рядом с Еленой, щеки его пылали от восторга.

— А где мама?

— Она спит, — сказала Елена. Я думаю, мы должны дать ей

отдохнуть.

— А сестра Ника?

— Она тоже спит, — подтвердил я, когда Елена

нахмурилась, глядя на меня. Антон ещё не понимал, что младенцы находятся в утробе матери. Антон поднялся на ноги, что-то привлекло его внимание.

— Ладно! Он бросился обратно в заросший сад.

Я встал повыше, проверяя, нет ли его. Я заметил его маленькую темную головку, двигающуюся среди цветов, к которой присоединился его щенок-компаньон. Елена оперлась на локти, ища его взглядом. На ее запястье появилось новое слово: филум.

— Я и не знала, что Даника так преуспевает в своих

допросах, — сказала она, переходя от одной темы к другой со

скоростью молнии.

— Она может вытянуть что угодно из любого, — согласился

я. Лишь немногим удалось остаться невосприимчивыми к ее

обаянию.

— Роман? Я улыбнулся, поймав ее взгляд. Она почти

улыбнулась в ответ.

— Да, Роман.

— У меня есть теория, что это потому, что он такой

упрямый.

— Да? Возможно, ты права. На этот раз она слегка

улыбнулась.

— У тебя иммунитет к Данике?

— Я не уверена. Она никогда не пыталась очаровать меня —

мы всегда были друзьями, пока я не узнала, что она работает

на тебя, следователем. Я выдержал ее взгляд.

— У тебя к ней иммунитет.

— Да нет. Я просто знаю, когда она пытается что-то из меня

вытянуть. Елена взглянула на Антона, его смех поднимался

над растениями. Что-то промелькнуло в выражении ее лица, и

она тихо сказала: — Нет, это вовсе не так.

Из сада донесся голос, и Татьяна присоединилась к нам. ее рука лежала на раздутом животе, баюкая его так же, как она

делала, когда была беременна Антоном.

— Он хорошо себя вёл ? — спросила Татьяна.

— Он всегда ведёт себя хорошо, — ответил я. Елена кивнула

в знак согласия. Татьяна прижала обе руки к животу и тихо

рассмеялась.

— Она опять брыкается. Честное слово, Елена, это ты.

Она улыбнулась ей сверху вниз. Ты знаешь свою тетю Лену,

Никола? Выражение лица Елены напряглось, но она не

отрицала своего титула тетушки Лены.

Я вгляделся в ее прекрасные черты, в веснушчатую оливковую кожу и глаза цвета папоротника.

Елена никогда не упоминала о глубокой связи со своей семьей и открыто ненавидела Таддео, но она хорошо вписалась в нашу семью легко завоевав доверие и любовь Даники и Роксаны, а затем Татьяны, Романа и даже Артема.

Бабушка и Дмитрий были единственными, кто держались, не зная, что делать с новоприбывшим.

Что касается меня, то Елена уже была частью меня, заслуживающей моей любви и доверия, с того самого дня, как я подхватил ее мысли в форме академической статьи.

Елена Фальконе

20

Я стояла в столовой моего детства. Я ненавидела это место, когда росла, ненавидела стулья, люстру и стол с такой яростью, которой не заслуживали интимные предметы.

Несколько часов я провела, сердито осматривая стены от скуки, считая все дыры (37) и вмятины (17). Я катапультировала 54 горошины в люстру и спрятала 12 брокколи под стулом.

Словно еще одна часть моей памяти, мой отец возник из стены и сел в свое кресло. Он всегда сидел на одном и том же месте и ел одно и то же три раза подряд. Он всегда пил вино перед каждым куском и ел мясо перед овощами.Я тоже его ненавидела.

— Елена, как дела в школе? — спросил он, его слова были искажены и походили на сон. Я открыла рот, чтобы ответить, но ничего не вышло. Отец посмотрел на меня, и его зеленые глаза становились все ярче и ярче.

Елена, как дела в школе? — повторил он.

Внезапно его лицо начало меняться. Его нос вырос, кожа напряглась, а седые волосы потемнели до коричневого цвета. Я наблюдала, как его подбородок изменил форму, а глаза приобрели знакомый карий оттенок.

Теперь Таддео пристально смотрел на меня через стол.