Свирепый босс наперстянки

Теперь не было никакого спасения, ни одной ветки, которую можно было бы перерезать, чтобы разорвать связь между нами. В моей голове сформировалось слово.

Четыре буквы, один слог. Но я отказывалась произносить это вслух; я даже избегала произносить это в уме.

Я сомневалась, что Константин почувствует такое расположение ко мне, когда узнает все мои маленькие грязные

секреты.

Я отогнала мысли об этих самых секретах, отогнала прочь образы отца и Таддео. И Татьяны. Позже у меня будет время разобраться с последствиями своих действий, но сейчас

мне нужно было помочь Константину, спасти Константина.

Все остальное не имело значения.

Отмеряя и наливая, я почувствовала иронию ситуации. Как часто я исполнял те же самые сеты, но с другим намерением?

Вместо того, чтобы причинять вред, я использовала свой мозг, чтобы помочь и исцелить. Сохранить.

Через несколько часов после захода солнца лекарство было закончено. Я завернула шприц в тряпку, отчаянно желая, чтобы с ним ничего не случилось, и протянула его Роману. Он только сказал:

— Пойдем. Доктор протянул руку за лекарством, но я

отказалась дать ему его.

— Я сама сделаю это, — прорычала я. Он моргнул за

стеклами очков, словно удивляясь моей свирепости, и

поспешно кивнул.

— Конечно, конечно. Позвольте мне провести вас через это...

Все столпились вокруг, пока я вводила Константину дигоксин.

Доктор помог мне установить иглу и безопасно ввести ему

вену.

Доза была решающей. Слишком много дигоксина, и он может

пострадать от сердечной аритмии, слишком мало, и он может

умереть.

Прошло несколько секунд.

В ушах у меня стучало сердце. С каждым ударом уходила еще

одна секунда.

Еще секунда...

Мне нужно было во всем признаться. Тайны и тайны

вцепились в меня своими когтями, не желая отпускать. Мне

нужно было освободиться. Освободится от лжи и кошмаров.

Еще секунда...

Мои глаза метнулись к Татьяне. Она прислонилась к Дмитрию,

широко раскрыв глаза от беспокойства.

Какая-то первобытная часть меня зарычала при виде ее,

разъяренная тем, что она была так близко к Константину,

разъяренная тем, что ее считали невинной и безвредной.

Еще секунда...

Когда треск моих костей эхом разнесся по всему склепу, мне

показалось, что я наступила на ветку.

Даже среди агонии я помнила, как думала: я убью тебя за это,

муж мой.

Еще секунда...Еще секунда...

Волосы Константина снова прилипли ко лбу. Мои руки

дергались, когда я хотела расчесать их назад.

Еще секунда...

Мой мозг еще не успокоился от того, что его так часто

использовали. У меня было то же самое чувство адреналина,

которое я испытывала , когда писала эту статью.

Как будто все знания в моем мозгу крутились вокруг и вокруг, ожидая, чтобы их выбрали и использовали.

Еще секунда.

— У него участился пульс, — сказал доктор. Его сердце

сейчас бьется в нормальном ритме.

Я опустила голову на руки и глубоко вздохнула.

Краем глаза, зажав ее между пальцами, я увидела, как на лице Татьяны вспыхнул гнев. Взгляд женщины, которая не получила того, что хотела.

Елена Фальконе

26

Десять дней.

Прошло десять дней с тех пор, как Константин начал свой путь к выздоровлению.

Поначалу он просыпался нечасто, его тело напряженно работало, пытаясь подавить симптомы. На четвертый день он просыпался от вспышек ясности, просил воды или чего-нибудь поесть, прежде чем снова впасть в бессознательное состояние.

Я все время сидела рядом с ним, и теперь моя постоянная форма была втиснута в кресло. Я ела только для поддержания сил и принимала душ по необходимости, но каждую вторую секунду дня я была с Константином.

Я читала ему, разговаривала с ним, спала рядом. Всякий раз, когда он двигался, я была настороже, наблюдая и ожидая. Большинство дней проходили как в тумане, не более чем часы света и темноты, когда Константин все еще был нездоров.

Мой голос разнесся по комнате, русская сказка легко слетела с моих губ. История последовала за младшим сыном короля, который пустил стрелу, чтобы найти свою истинную любовь. Стрела попала в лягушку, которую проклял какой-то злой русский криптид. Я не была уверена, что это было предупреждение, но она была...

— Елена? Я резко вскинула голову. Константин повернул ко

мне голову, глаза его горели энергией. Мягкая улыбка

украсила его лицо.

— Ты в порядке? Я отложила книгу в сторону. Тебе нужна

вода?

— Нет, нет, — выдохнул он. Просто посиди со мной.

Я не двигалась, изучая выражение его лица. Румянец еще не вернулся к его лицу, но он выглядел лучше, чем за последнюю неделю.

— Любимая, — повторил он почти предостерегающе. Я

скрестила руки на груди.

— Я не уверена, что ты в порядке. Константин повернул

голову к книге.

— Ты читала по-русски?

— Представь себе. Его светло-карие глаза радостно

сверкнули.

— С каких это пор ты читаешь и

говоришь по-русски?

— С прошлой недели. Ты бы знал, если бы не отравился, —

резко сказала я. Вопрос о том, кто это сделал, повис в воздухе,

но я не могла заставить себя произнести его вслух.

— А я все думал, почему у меня голова , так сильно болит, —

задумчиво произнес Константин. Садись, Елена. Ты

выглядишь измученной. Я неохотно вернулась на свое место.

— Ты уверен?