Свистать всех наверх

Он проснулся. Я отошел на почтительное расстояние. Он потер глаза волосатой ручищей, потом оперся локтями и сел на кровати. Я бы не удивился, если бы обнаружил, что он одет в медвежью шкуру. Но нет. На нем была дорогая пижама. Я бы сам от такой не отказался.

Законопослушные граждане, когда их ночной сон прерывает вооруженный пистолетом незнакомец, реагируют по-разному. Начиная от тихого ужаса и кончая апоплексическим всплеском ярости. Бородатый отреагировал по-своему. Он просто уставился на меня из-под темных, нависших как скалы бровей с выражением глаз бенгальского тигра, который мысленно повязывает себе вокруг шеи салфетку, перед тем как совершить решающий прыжок, заканчивающийся обедом. Я отступил еще на пару шагов и сказал:

— Только без глупостей.

— Убери пушку, сынок,— сказал он. Густой, раскатистый бас звучал как будто из подземных глубин.— Убери добром, или мне придется встать, врезать тебе хорошенько и забрать пистолет самому.

— Ну зачем же так грубо,— проворчал я, потом добавил вежливо: — А если я уберу пистолет, вы меня не тронете?

Он подумал недолго и сказал:

— Нет,—потом потянулся за большой черной сигарой и закурил, не спуская с меня глаз. Ядовитые клубы дыма поползли по комнате, и если бы гостю не было неприлично без разрешения подбегать к окну и открывать его, я бы так и сделал, но это стоило мне усилий. Понятно, почему он не обращал внимания на вонь от рыбы: по сравнению с этой сигарой табак дядюшки Артура проходил по той же категории, что и духи Шарлотты.

— Извините за вторжение. Вы Тим Хатчинсон?

— Точно. А ты кто такой, сынок?

— Филип Калверт. Мне нужно воспользоваться одним из ваших судовых передатчиков, чтобы связаться с Лондоном. Кроме того, мне потребуется ваша помощь. Настолько срочно, что вы не можете себе представить. Немало человеческих жизней и миллионы фунтов стерлингов могут пропасть в ближайшие двадцать четыре часа.

Он проводил глазами особенно злостное вулканическое облако ядовитого дыма, поднимающееся к потолку, и перевел взгляд снова на меня.

— Ты шутишь, сынок.

— Я с тобой шутки шутить не собираюсь, обезьяна волосатая. И постарайся обойтись без «сынка», Тимоти.

Он наклонился вперед, сверля меня черными, глубоко посаженными глазами. Не очень-то дружелюбный взгляд, должен прямо сказать. Потом вдруг он расслабился и громко засмеялся.

— Туше, как говорила моя французская гувернантка. Растрогал до слез. Может быть, ты действительно не шутишь. Кто ты такой, Калверт?

Этого на мякине не проведешь. Такой человек согласится тебе помогать только в обмен на правду. Но, судя по всему, за его помощь можно было дорого заплатить. Поэтому, во второй раз за этот вечер и во второй раз в жизни, я произнес:

— Я агент Британской секретной службы.— Хорошо, что дядюшка Артур в этот момент сражался не на жизнь, а на смерть со стихией. Давление у него и так пошаливает, а подобное потрясение, дважды в одну ночь, его бы наверняка прикончило.

Он обдумывал мои слова какое-то время, затем сказал:

— Секретная служба. Может, ты действительно оттуда. Или из психушки. Обычно вы не треплетесь на этот счет.

— Я вынужден это сделать. Все равно после того, как я расскажу вам то, что должен рассказать, все и так станет ясно.

— Мне надо одеться. Подожди в прихожей пару минут. Можешь пропустить пока стаканчик виски.— Борода оттопырилась, и я догадался, что он улыбается.— Там есть немного.

Я вышел, нашел «немного» виски и погрузился в изучение сокровищ художественной галереи Крейгмора. За этим занятием и застал меня Тим Хатчинсон. Он был одет во все черное: брюки, свитер, штормовка и резиновые сапоги. Действительно, трудно определить рост человека, лежащего в кровати. Он, видимо, перешел отметку шесть футов и четыре дюйма еще в двенадцатилетнем возрасте, а прекратил расти совсем недавно. Он посмотрел на коллекцию картин и осклабился.

— Кто бы мог подумать? — сказал он.— На свете две колыбели настоящей культуры. Музей Гугенхейма и Крейгмор. Тебе не кажется, что на этой куколке с серьгами неприлично много надето?

— Не иначе как вы побывали во всех знаменитых галереях мира,— почтительно заметил я.

— Я не знаток. Вот Ренуар и Матисс мне по душе.— Это было настолько невероятно, что могло оказаться правдой.— Похоже, ты очень спешишь. Выкладывай, что у тебя, без лишних слов.

Лишние слова я опустил, но все остальное пришлось выложить до конца. В отличие от Макдональда и Шарлотты, Хатчинсону была нужна не просто правда, а вся правда, без утайки.

— Да, ну и история, черт бы ее подрал! И прямо у нас под носом.— Временами было трудно отличить по выговору, был он австралийцем или американцем. Позже я узнал, что он много лет ходил на тунца во Флориде.— Значит, это ты был в том вертолете сегодня днем. Да, братишка, денек у тебя был что надо. «Сынка» беру назад. Был не прав. Что надо делать, Калверт?

Я рассказал, что мне будет нужна его личная помощь этой ночью, шхуны и команда на ближайшие двадцать четыре часа и срочно радиопередатчик. Он кивнул.

— Можешь на нас рассчитывать. Я скажу ребятам, а ты, не теряя времени, иди к передатчику.