Свита Мертвого бога

Сернет перевел взгляд на свои руки, на которых, как и на лице, все еще резко выделялись бурые пятна. У пожилых они не сходят долго — пять, семь лет… Возможно, он просто не доживет до того дня, когда они окончательно поблекнут. Ему только пятьдесят пять, он еще крепок, но теперь, с известием о смерти Беррела, угасла последняя надежда, и жить сделалось абсолютно незачем…

Хлопнула дверь, впуская слугу, поклонившегося по всей форме — то, что вколотила Инель, не выбьешь уже ничем.

— Мой лорд, к вам молодая княгиня Лорш со свитой. Просить?

— Лорш? — воспаленная память сразу же выдала мужское лицо, обрамленное вьющимися каштановыми волосами, на котором обычная приподнятость сменяется неприкрытой яростью, когда Зивакут холодно бросает: «Извольте удалиться в свои владения и без особого соизволения не показываться мне на глаза!» Князь Юга, изгнанный за одно неосторожное слово. А это, получается, его жена… или нет, слуга сказал «молодая» — значит, невестка или даже дочь?

— Проси, — решительно произнес Сернет. Зачем бы ни явилась эта женщина, она — его товарищ по несчастью.

Сначала Тай, которую очень злило то, что Нисада все же уговорила Берри, попыталась оставить неуемную княжну дома. Но та быстро нашла неотразимый довод: «Если вы до сих пор никто и звать непонятно как, то у меня, вот, уже бумага с печатью! Так что это не я с вами поеду, а вы — с княгиней Лорш!»

Внутри особняк анта Эйеме оказался еще более запущенным, чем снаружи. Судя по всему, слуг Поветрие щадило не больше, чем хозяев, а старому лорду после смерти жены и дочери стало все равно, и он не стремился нанять новых.

Он ждал их в большой гостиной, стоя у окна, полуприкрытого бархатной портьерой — немолодой мужчина с обильной сединой в волосах и короткой бороде, раздавшийся с годами, но выглядящий отнюдь не толстым, а просто большим, мощным, как матерый лось или зубр. Вот только взгляд его словно зарос такой же пылью и паутиной, как углы в этом доме — взгляд человека, давно смирившегося и отчаявшегося, живущего по инерции. Тай, хорошо помнившая тот образ, который предстал перед ней в Замке три года назад, не смогла не отметить, что Берри очень похож на отца…

Был похож. Теперь в том человеке, что стоял у окна, и том, что с неприкрытым волнением переминался с ноги на ногу у нее за спиной, не было ни капли общей крови.

Неожиданно сквозь пыль и паутину во взгляде старого анта Эйеме словно пробился огонек. Он с любопытством разглядывал странную компанию, явившуюся к нему в дом. Интересная, однако, свита у молодой княгини — долгоживущий и меналийка старой крови…

— Здравствуйте, лорд Эйеме, — по неистребимой южной привычке Нисада и здесь опустила притязание. — Я Нисада, старшая дочь князя Лорша. Конечно, вы не можете меня знать, но я могу предъявить вам…

— Не трудитесь, — по лицу анта Эйеме скользнула слабая тень улыбки. — Я прекрасно помню вашего отца. Ваша родословная у вас на лице, барышня. Чем обязан столь необычному визиту?

— Лорд Эйеме, — Нисада посмотрела прямо в глаза отцу Берри, — мы пришли, чтобы рассказать вам кое-что новое об участи вашего сына.

— Садитесь же, — спохватился Сернет, мысленно упрекнув себя за то, что уже забыл, как принимать гостей. — На диван, в кресла… Может быть, вина?

— О нет! — затрясла головой Нис, которую после позавчерашнего начало мутить от одного слова «вино».

— Так что вы хотели рассказать мне о Берреле? — спросил Сернет, когда загадочная четверка расселась. — В общем, я уже и сам подозревал, что ему… помогли умереть. Мне говорили, что он был плох, последний месяц почти не вставал с постели, и его смерть обнаружили только тогда, когда остались нетронутыми пять порций еды. Но мне кажется…

— Лорд Эйеме, — перебила его Нисада, — хотели бы вы, чтобы Берри оказался жив?

Сернет горько усмехнулся.

— Милая барышня, вы задаете странные вопросы. Увы, мое хотение не способно ничего изменить. Чудес не бывает. А если вы намекаете, что ему каким-то образом удалось оказаться на свободе, то я вам не верю. Зачем тогда сообщать мне о его смерти? Служить поминовение по живому — страшный грех.

— Однако вы не служили его и по мертвому. Я права? — неожиданно произнесла по-меналийски другая женщина, спутница княгини, едва долгоживущий перевел для нее слова старого лорда. — И между прочим, правильно сделали. Ибо ваш сын в самом деле жив… — женщина на миг замялась. — По крайней мере, отчасти. То есть тело, плоть от плоти вашей, нашло свой конец… насколько я могу судить, от апоплексического удара. Но разум, душа, память, в общем, вся нематериальная составляющая — они здесь, вот в этом молодом человеке, который боится поднять на вас глаза. Если вы зададите ему какой-нибудь вопрос, на который не мог бы ответить никто, кроме вашего сына, то убедитесь в этом.

Плечи анта Эйеме дрогнули. Он непонимающе устремил взор сначала на Тай, затем на Берри.

— Не знаю, кто вы такая, госпожа, и как вас зовут, и тем более не знаю, как такое может быть… — начал он на ее родном языке.