В первом же своем послании пастве новоиспеченный архиепископ в умело обтекаемых фразах, к которым не придерешься — годы среди высших иерархов не прошли для него даром — поведал городу и миру, что Единый, как сущность глобальная и всеобъемлющая, откликается лишь на такие же глобальные призывы, во вседневном же бытии куда эффективнее молиться святым — они лучше способны понять нужды простого человека, поскольку и сами когда-то были людьми. В Лаумаре как раз имелся такой святой, весьма почитаемый в народе — блаженный Мешнек. Так что ни прихожане, ни клирики на местах не усмотрели в указаниях нового пастыря никакой крамолы.
Целью сего эксперимента было до предела сузить энергетический поток, направленный на Единого, и посмотреть, что из этого получится. Куда при этом станет деваться энергия, недополученная Господином Порядка, Эрдан особо не задумывался, но решил, что если бог Видлата и в самом деле существует, то простые молитвы, окрашенные любовью, а не ненавистью, должны прийтись ему по душе. А значит, по изменениям в Лаумаре можно будет понять, существует он или нет…
Через два года случилось то, что впоследствии вошло в историю Лаумара как Славный переворот, побочным эффектом которого стала полная независимость Эрдана от контроля Сэ’дили. При этом его личное могущество, обусловленное энергообменом с божеством, лишь окрепло. Мало того, ему начали являться картины, которые он поначалу принимал за пророческие видения… И с каждым новым видением Эрдан все сильнее убеждался: Господин Порядка действительно не заслуживает того, чтобы люди вручали ему себя. Последней каплей стало откровение, в котором Эрдан узрел дев, терзаемых жуткого вида существами — и узнал среди них родную сестру, набожную и кроткую девушку, утонувшую семнадцати лет от роду, до свадьбы. Уж она-то ни в коей мере не могла быть врагом Единого!!!
На следующий день его разбудил посреди ночи звук металла, ударившегося о камень. Встав с постели и накинув рясу, Эрдан, сам плохо понимая, что делает, шагнул в
Логично было ожидать, что после этого незадачливый экспериментатор распрощается со своей силой клирика. Однако ничего подобного не случилось. Личное могущество Эрдана уменьшилось ненадолго и ненамного — а потом начало расти, как тесто на дрожжах. Тем временем молитвы, обращенные непосредственно к Единому, сделались в Лаумаре знаком сочувствия вайлэзскому господству, а потому подвергались молчаливому осуждению со стороны окружающих.
К шестидесяти годам Эрдан окончательно понял, что не стареет — со дня объявления независимости Лаумара на его лице не прибавилось ни одной новой морщинки. Слава небесам, при его светлых волосах окружающим не бросалось в глаза отсутствие в них седины, его считали просто крепким в старости. Но с этого дня он начал появляться на людях в личине, отмеченной печатью лет. К тому моменту он уже знал многое и об извечном оппоненте своего бывшего господина, и о так называемых младших богах — но знаний о том, кого упоминал в своих тезисах Видлат, по-прежнему не прибавлялось. Теперь он, словно долгоживущий, понимал все языки, однако новые тексты из Синего Дола и стран Запада лишь играли нюансами, не сообщая главного — как достучаться до странного бога, якобы изгнанного из этого мира Непостижимыми за излишнюю снисходительность к смертным?
В семьдесят лет Эрдан уже твердо знал, что обменивается энергией не с кем-то запредельным, а со своей собственной паствой, став божеством и его посредником в одном лице. То, что для этого ему не пришлось умирать, как когда-то Дираму и Неролин, дела не меняло.
В конце концов в местных архивах Святого Дознания ему повезло наткнуться на интересные материалы допросов. Сопоставив их со сведениями, вычитанными в одном из герийских свитков, Эрдан раскинул по стране частую сеть — и вскоре в его руках уже билась крупная рыба. Выловленная чародейка оказалась Высокой из свиты Элори и без утайки поведала архиепископу все, что знала о Ювелирах. Ее слова слеглись еще с одним текстом — и в руках у Эрдана оказался новый кусок информации.
С этого дня в стране началась такая охота на ведьм, какая не снилась и вайлэзцам. В глазах вайлэзцев, кстати, она только послужила подтверждением того, что Эрдан, не противясь Единому в общем и целом, всего лишь возжелал получить при жизни то, что причиталось ему в посмертии, и даже больше. Что ж, любому Порядку преступник и грабитель всегда был милее инакомыслящего — и Эрдан умело пользовался этим.