– Сколько же раз ваша дражайшая супруга упала с лошади? – попытался уточнить лекарь, но граф оставил вопрос без ответа.
– Никакая я не графиня. Я Франка Алвиту, виконтесса Фару, в девичестве Сорья, – пролепетала я запекшимися, горячими губами. Язык почти не слушался, но лекарь уловил каждое слово.
– О, горе мне, горе! – Альвару начал заламывать руки, демонстрируя крайнее отчаяние. – Она себя не помнит! Вы слышали, господин доктор? Она назвала себя другим именем! Она… – он разрыдался.
– Умоляю вас, успокойтесь, ваше сиятельство. При падении с лошади и не такое бывает, – примирительно улыбнулся лекарь. – Вашей супруге сейчас нужен полный покой. Я вижу, она сильная женщина и, без сомнения, ее организм справится с последствиями падения.
– Я Франка. Франка Сорья, тринадцатая дочь купца из Коимбры, – я пошла в бессмысленную атаку.
– Боже! За что ты караешь меня?! – стенал граф, плача настоящими слезами. – Сначала виконтесса, теперь купчиха. Пройдет когда-нибудь этот бред?
– Молитесь, ваше сиятельство, – шептал ему на ухо лекарь, стуча от страха зубами. – Господь смилуется над вашей супругой и вернет ей разум.
– Неужели никто не узнает меня? – кричала я в безразличные лица окружающих. – Граф, ради всего святого, сохраните жизнь своей несчастной заблудшей жене. Быть может, она и виновата перед принцем, но чиста перед вами! – умоляла я Альвару, дежурившего у моей постели дни и ночи.
– Успокойся, дорогая, доктор прописал тебе покой. Ты не должна нервничать и скоро поправишься, – он клал руку мне на лоб, ласково целуя перед сном. – Вот увидишь, жар скоро пройдет и ты станешь прежней.
Я хватала руку, целуя ее и умоляя графа пощадить его настоящую жену, из-за которой и его и меня могли отправить на плаху.
– Послушайте, граф, во имя нашей любви, во имя наших детей, сжальтесь надо мной и над ними тоже. Возможно, именно сейчас настоящая Литиция Альвару умирает где-нибудь без помощи и сострадания. Вы же знаете, что будет, если обман раскроется. Если только до властей дойдет, что вы называете меня именем жены…
Но он и слушать не хотел, уверяя меня, что я брежу. Но очень скоро пойду на поправку.
В конце концов я уставала и забывалась беспокойным сном.
Прошло три недели. Припухлости давно исчезли, а синяки уже пожелтели и начали пропадать. Немного болело в боку, но я решила, что это скоро пройдет.
– Доброе утро, ваше сиятельство! – приветствовала меня молоденькая горничная, впуская в комнату солнечный свет. – Господин лекарь разрешил вам сегодня выйти на балкон или спуститься в сад. Только сперва нужно немножко поесть. После чего я позову слуг, чтобы они помогли вам одолеть лестницу.
Я молчала, прислушиваясь к себе, не заболит ли еще что-нибудь.
Тем временем в комнату вошла другая служанка, принесшая платье. Убейте меня на месте – это платье было точь-в-точь такое же, как на графине в день приезда Альвару. Только на этот раз моего размера. Рядом с кроватью возле ночного горшка стояла пара изящных туфелек, по цвету подходящих к платью.
Я позволила девушкам поднять меня и стянуть рубашку. После чего голая дожидалась, пока меня оденут. Я чувствовала слабость и вялость во всем теле, так что помощь была более чем кстати.
Одетая, я подошла к изящному столику, на котором стояли шкатулки, и служанки, усадив меня в креслице, начали расчесывать мои волосы. К своему удивлению, я обнаружила, что, оказывается, спала в чепце. Причесывая меня, девушки беспрестанно щебетали, стараясь развеселить. На всякий случай я решила не противиться, а позволить сперва выходить меня, и уж потом принимать какие-либо меры.
От девушек я узнала, что граф выгнал из дома всю прежнюю прислугу, обвиняя людей в том, что они не уследили за его женой, то есть за мной, отчего он чуть было не овдовел, а его дети не стали сиротами. Альвару нанял полный штат новой прислуги, так что меня никто бы не опознал и до поры до времени я могла отлеживаться, набираясь сил.
Только вот что потом? Я была придворной дамой, сначала в свите его жены, затем при донне Инес де Кастро, так что меня знали многие. Правда, я отсутствовала два года, находясь под стенами Лиссабона, но зато большинство грандов из окружения принца видели меня на поле сражения. Для них я оставалась доньей Алвиту, виконтессой Фару, полковой женой Альвару, но ни в коем случае не его законной половиной доньей Литицией. А значит, стоит мне только оказаться в поле зрения любого из придворных, меня тотчас опознают, а далее незамедлительно последует арест и дознание.
Добавьте к этому, что я, штатная любовница неблагородного происхождения, имела от графа Альвару четверых детей, которых мне требовалось как-то пристроить. Кто из судейских в такой ситуации не сочтет меня виновной во всех смертных грехах? И потом, еще не известно, как обошелся со своей настоящей женой Альвару? И что он сделал с трупом?