Нужно заметить, что у соседей Израиля — египтян и жителей Месопотамии, было на этот счет противоположное мнение. Концом V — началом IV тысячелетия до Рождества Христова датируются египетские погребения, в которых находят разнообразный инвентарь, необходимый усопшему в загробной жизни, — мотыги, горшки с едой и даже косметику; III тысячелетием до Р. X. датированы погребения в шумерском городе Ур в Месопотамии с орудиями труда, украшениями, едой и питьем. Впоследствии в обеих культурах эти традиции развивались и усложнялись.
Религия Ветхого Завета отвергает эти практики, утверждая, что существование живых и усопших абсолютно непараллельно и нет вещи, которую можно было бы перенести из одного мира в другой. Как сами тексты, так и их комментаторы, иудейские и христианские, указывают, что единственное благо, которое в посмертии могут принести накопленные в жизни богатства, — благо совершенных на эти средства добрых дел. «Только блага души может кто-либо вознести с собой… Если, имея деньги, оказывал благодеяния, если, славу и почет имея, пытался содействовать немощным, то от трудов своих может вознести такой с собой благие дела», — говорит Дидим Слепец (Комментарии на Екклесиаста, 156.15).
Вопрос о культурных корнях идеи «простого человеческого счастья» обсудим позже, а сейчас лишь отметим, что неслучайно в книге регулярно упоминается благословение «наслаждаться добром во всех трудах своих» — с акцентом на слово «своих».
В книгах Притчей и Премудрости Соломона говорится о тяге к неправому приобретению как характерной черте нечестивцев:
Глава 6