Свобода

Однако жил Андрюха по-прежнему как на иголках, и мысль о спрятанных дома ворованных драгоценностях не покидала его. Избавляться от них было тем более необходимо, что близилась пора выезда в поля. Предлог вполне весомый, чтобы поторопить хозяев, - только все равно первым делом поднимался бы денежный вопрос.

Но денег так и не привалило, и нигде не удавалось перезанять. Он ждал до последнего.

Пока не стал снова слышен комариный зуд безысходности. А финт против нее был у Андрюхи отработан до автоматизма. В конторе настаивали, чтобы он отправился с передовой партией - на рекогносцировку. Понемногу просыпалась привычная надежда, что до осени все как-нибудь само собой рассосется - как у беременной гимназистки (Андрюхино выраженьице). Люберецкие знакомцы и возможные от них неприятности теперь, с удаления, виделись уже не столь опасными... И когда наконец позвонили опять, злой женский голос ответил, что чертов геолог неделя как выкатился в свою чертову экспедицию. Спросили, не оставил ли чего передать. Вот еще! Не хватало ей возиться с его вонючим барахлом! Спросили, скоро ли вернется. Не скоро. И не сюда это точно...

Поверили - убедила подлинность интонаций. Но настырный Андрюха все-таки проведал ее по возвращении: слова, полагал, словами, но женщину, которую уломал раз, всегда уломаешь и другой: старый конь борозды не испортит. Узнал про давний звонок, выяснил, что нагретая им половина кровати отнюдь не пустует, и напоследок учинил мордобитие. Рассказывал:

- Представляешь, из-за спины у нее вот такой, во, - обозначил рукой не выше табуретки, - появился и давай мне доказывать, что я здесь лишний. Причем не просто так - с угрозами! Ну что - терпеть?..

Я поинтересовался, куда же он дел это криминальное сокровище. "Рыжье" так ведь зовется золото у вас, уркаганов?

- Куда, куда... В землю. Сковырнул плиту в гараже, выкопал бункерок... Чего ты ржешь-то? Мне главное из квартиры было убрать. А там его никакой искатель не покажет. Плита угловая, рядом стальная опора врыта, двутавр...

- Андрюха! - сказал я. - Мне еще семи лет не исполнилось, когда умирала моя прабабка. Но она сочла меня достойным и завещала семейную мудрость. Не пей в подворотне. Не носи малиновых жилетов. Не женись на еврейках. И не бери взаймы больше червонца.

- И ты, - осклабился Андрюха, - будешь утверждать, что никогда не пил в подворотне?

- Только с тобой. И только в минуты отчаяния. Или счастья.

- Да, это не считается, - сказал, подумав, Андрюха и снова защелкал затвором.

И тут меня посетила нехорошая догадка.

- Так ты зачем, - почти закричал я, кивая на ящик, - это сюда приволок, а?! Ты что - оборону здесь собрался держать?

Андрюха сделал большие глаза и покрутил у виска пальцем:

- Я же объяснил, параноик: это ненадолго! Тебе мешает?

Я признался, что мне не дает покоя тень участкового.

- А что ему тут делать?

- Ну мало ли... Соседи чего-нибудь накапают.

- Не накапают, ладно, - сказал Андрюха. - Тихо-тихо будем себя вести. Какая оборона, спятил? От кого? Как они на меня выйдут?

- Ты же меня нашел...

- Сравнил! У нас сферы общения пересекаются. А тем обо мне вообще ничего не ведомо.

Я усмехнулся: "сферы"! Нет, не развеяла Андрюхина логика моей внезапной тревоги.

Фактор случайности нельзя недооценивать. Дорого обойдется.

- Но теперь ты должен что-то предпринять, - сказал я. - Не век же прятаться.

Андрюха пожал плечами:

- Да это не страшно... Я вот за родителей боюсь. Я когда уехал весной, у них справки наводили. Мать сказала, что раньше октября меня не будет. До октября и не возникали.

Потом так, захаживали, спрашивали - изредка. А сейчас - в неделю дважды, как штык. Собрались, наверное, сдавать погремушки, кончился карантин - зашевелились!

Мать им отвечает, что я застрял в экспедиции, не ясно еще на сколько. Требует правды от меня - что происходит. Говорит, они все грубее и грубее... Какие у этих друзей тараканы в мозгах, кто поймет?! Трезвонят в дверь в одиннадцать вечера. Телефон еще можно отключить, но звонок-то не отрежешь. А у нас бабушка живет. Дед в санатории - она у нас. Ее если какой шум разбудит - все, не спит до утра.