Свобода

План спасения бабушки рождался в муках. То есть мне он сразу казался очевидным и единственно осуществимым. Однако уговорить Андрюху, предпочитавшего проекты пускай фантастические, но щадящие его гордость, удалось только к середине ночи - похоже, он просто устал спорить. Постановили так: не откладывая, прямо завтра, он забирает мои доллары и везет в Люберцы. Там сочиняет легенду по поводу своего исчезновения: не успел сообщить, потому что потерял телефон однокашника, а отослали буквально в один день, правительственное задание, военная дисциплина (вряд ли кто из люберецкой шпаны сподобился поработать в геологической партии и уловит заключенный здесь абсурдистский юмор), никаких отказов, никаких проволочек... - короче, в этом не мне его наставлять. Признается, что отдать в состоянии лишь половину долга, но все, доверенное ему, готов вернуть в целости и сохранности. Под горячую руку скорее всего получает в зубы. Но вопрос об окончательной расплате старается перевести из плана физических воздействий в плоскость финансовых отношений. Положеньице у него не ахти, но кое-какие козыри все же имеются. Во-первых, он должен настаивать, что свертков не открывал. Во-вторых - если они сами упомянут золото, - что кольца и цепочки - еще не чистые деньги и штрафные санкции за просрочку сюда не распространяются. Ну и в-третьих: раз ничего не пропало - значит, он все-таки исполнил, что от него хотели. Не без накладок, да, - так он и талдычил им с самого начала, что накладки очень даже возможны. Другими словами, успех зависит от того, сумеет ли он талантливо изобразить дурака. Следует сыграть полное, слегка дебильное простодушие и тем подать Андрюхино явление озлобленному на него народу в комическом ключе. Буде они окажутся способны рассмотреть смешное в ситуации - волей-неволей перейдут на человеческий уровень, где уже есть место диалогу, пускай и с позиций силы. Андрюха, со своей стороны, принимает любые условия, если они не носят откровенно издевательского характера. А дальше уединяется и размышляет, покуда дым из ушей не повалит, как станет добывать необходимые суммы - причем путем надежным и безопасным.

- Хорошо бы, - сказал я, - до тебя дошла одна несложная мысль. Эти деньги - все, чем я располагаю. И они мне нужны. Лафа с квартирой - не навсегда. Скоро закончится.

Он ответил, что долго думать ему ни к чему. На подходе многообещающие гешефты.

Потом, его сослуживец - бывший прапорщик - предложил симпатичную идею. У Андрюхиных родителей есть видеомагнитофон. У прапорщика - машина и масса армейских связей. Можно разъезжать по частям московского гарнизона, окормляя воинов фильмами про ковбоев, а офицеров - датской порнографией. Так что мне нечего волноваться. Даже если Андрюхе завтра выставят процентов двести, через пару месяцев он всех ублаготворит - и там, и тут. Протянем ведь пару месяцев? Я прекрасно знал цену Андрюхиным прогнозам и для верности помножил этот срок на два. Выходило критично. Но на полтора в самый раз, к прибытию хозяина.

И когда я вспомнил, что моя прекрасная дама так и не получила от меня добро на завтрашнее свидание, стояла уже глубокая ночь - куда там звонить в такой час! Муж, конечно, давным-давно дома, ворочается подле нее на супружеском одре или шаркает в кухню хлебнуть кипяченой водички. А она теперь в гордых обидах и будет хранить молчание, дожидаясь, пока я первым сделаю шаг к примирению...

Лежа лицом к стене, я дрых безмятежно и вдохновенно, но стоило повернуться на спину - и что-то острое уперлось мне в бок. Я нащупал предмет между пуфами, но не смог распознать на ощупь. Открыл глаза. Утро. Шелест бумаги. Та, с мыслями о которой, то ли выискивая обоснования грядущему разрыву, то ли пытаясь их опровергнуть, я засыпал, сидела на стуле, оставленном Андрюхой посреди комнаты, и листала газету.

Волосы ее, густые и светлые - почему-то при всякой нашей ссоре она грозилась непременно их состричь, - переходили без границы в белый фон незашторенного окна.

И обращенная ко мне газетная полоса белела, вызывающе пустовала должно быть, заманивала рекламу. И белая вязаная кофта. Все вместе словно фотография в высоком ключе.

Красивая женщина. С редким даром - смотреться в профиль не хуже, чем в три четверти. Другой такой мне, пожалуй, не видать.

- Привет, - удивился я. - Как ты здесь очутилась?

Она объяснила: час назад набрала номер - ответил твой приятель. Сказал, ты еще не проснулся. А он уходит. Я попросила не запирать дверь.

- Отлично вы распорядились! Квартира, значит, нараспашку, меня тут могли похитить...

- Да уж! - засмеялась и показала руками, как охотник на привале. Ба-а-альшая драгоценность!

Я поднялся, влез в халат. По полу тянуло холодом, и хотелось обратно под одеяло. Но пока я ставил чайник, она успела занять кровать, устроилась с газетой, подобрав ноги и укрыв их своей длинной шерстяной юбкой.