Свобода от совести

Пойдите по иным учреждениям, от которых наш брат россиянин спокон веку был зависим. Вам нужна, скажем, справка.  В старые добрые времена бывало: пришёл, выписали – ушёл. А тут оказалось, пришёл не в тот день. «Выпишите, –  просишь, –  срочно нужна». – «Щас! Из-за тебя программу буду менять». Можно подумать, чтобы поменять программу,  надо весь компьютер разобрать.

В налоговую инспекцию до недавнего времени предприниматель приходил со всеми своими бумажонками. В крайнем случае часок посидит в ожидании очереди, отчитается. Но налоговики тоже не задержались с внедрением величайшего удобства. Только вот, сегодня,   помимо электронной версии, все те бумажки требуют. И опять, что-то с ним, будь он неладен, с компьютером случись, час, другой, третий стоит изнывающая очередь. А в конце концов вас отправят: приходите, мол, завтра.

Бульдозер пустить бы на ваши компьютеры.

* * *

Однажды, прочитав «Стародуб» Виктора Астафьева, я увидел, что не перевелись у нас мастера, которых можно поставить рядом с великим Шолоховым. Но вот пришла перестройка. Сколько писателей вдруг всплыло на её волне! Один из них Эдуард Лимонов, читать которого — труд физический. Сплошной мат. Другой, подражающий голосом Высоцкому, – Джигурда. Этот тоже из тех, которые, взяв, к примеру, слово Европа, непременно рифмуют со словом ж..., а если, сабантуй, то, ещё чище, – с тремя буквами.

Но, увы, и мой любимый В.Астафьев решил  не отставать в веяниях взбесившейся моды. В «Весёлом солдате» читаю: «...бабы здешние... скорее пошибали на бойцов, мужики же были «ни тэ, ни сэ», то есть та самая нейтральная полоска, что так опасно и ненадёжно разделяет два женских хода: когда очумелый от страсти жених или просто хахаль, не нацелясь как следует, угодит в тайное место, то так это и называется — попасть впросак». Читатель долго будет скрести затылок, пока, наконец, не допрёт, что, оказывается, «тайное место» — это один из двух «женских ходов» (?), а между ними есть «нейтральная полоска», с которой писатель странным образом отождествляет мужиков.

Я не противник эротических сцен в художественной литературе. Но Виктор Петрович тут завернул! Был когда-то мастером. Состарился. Вот и попал впросак.

Пора, пора, Виктор Петрович. На покой.

* * *

Кто-то с улыбкой подметил посчёт мата, что мы, россияне, не материмся, а разговариваем на нём. Шутка. Можно сказать, добрая шутка, если принять во внимание глупое утверждение, что в нашем языке больше ругательств, чем в других языках.

Шибко не распространяясь о пользе или вреде, можно подметить, что крепкое словцо иногда уместно не только в разговорной речи. Когда Маяковский выразился: «Поэт, как б... рублёвый», – для читателя здесь нет ничего, кроме убедительного тропа. Но вот, когда читаешь лимоновых и джигурд, то видишь здесь не крепкое словцо, а неуместную грязь.

Есть в нашей литературе образцы, в лучшем смысле слова, когда передаётся русскоязычный колорит. В «Поднятой целине» М.Шолохова дед Щукарь, кухарствуя на полевом стане, по лености набрав воды в ближнем болотце, сварил суп с курятиной и, как оказалось, с лягушатиной. Женщину, которая обнаружила на якобы курином крылушке когти, дед осадил: «Откуда на крыле когти? Ты под юбкой на себе их поищи». В действительности в подобной ситуации мы изъяснились бы конкретнее. Но как мастерски передан наш языковой колорит у талантливого писателя! Поучиться бы кое-кому.

* * *

Никита Михалков как-то очень точно подметил: «О, сколько я видел «обиженных» с горящими глазами. И как сладко и выгодно быть обиженным».

Наша власть в своё время обидела Солженицына, изгнав его из страны. Несколько раз перечитав «Ивана Денисовича», я так и не взял в толк, как можно обнаружить здесь крамолу, неугодную власти. Или тот же «Матрёнин двор». Что здесь подрывательского? Просто  писатель переложил в прозу «Федорино горе» – детский юмористический рассказик в стихах про распустёху и грязнулю. В литературе такое называется компиляцией.

Закралось в меня в те давние времена тихое подозрение: уж не в умении ли создать конфликт вокруг своего творчества преуспел Александр Исаевич не меньше, чем в писательстве. В умении попасть в ряды обиженных, коих немало уехало за границу. Потом их стали восстанавливать. Вернувшись в Россию героем, он признается и сам актёру Евг. Миронову, сыгравшему роль Нержина в «Круге первом»: «Это счастье, что меня посадили!» Теперь он с видом мудреца рассуждает о спорных островах, предлагает переименовать множество раз переименованную бывшую столицу в Свято-Петроград.  Особенно поражает его словотворчество. Так, он сочинил деепричастие от глагола писать: ПИША (!!!) И некому, кажется, указать на этот новояз. Разве можно. Такой авторитет.

Вот и я, пиша по сей счёт, поддержу Никиту Михалкова: выгодно быть обиженным!

* * *

Достоевский считал, что судить о людях надо не по тому, как они живут, а по тому, как они хотели бы жить.

Эт ты зря, Фёдор Михайлыч. Чего только мы не пережили после тебя. Какого только светлого будущего не ждали.  Но теперь отцы отечества адаптировали твою мысль: живы — и то хорошо.

* * *