Для прохождения религиозными организациями теста на традиционность А. Чуевым предполагалось создание постоянно действующей Федеральной комиссии, члены которой приравниваются к государственным служащим класса «А». Те объединения, которые успешно пройдут данный тест, получат, в зависимости от присвоенной им категории, различные льготы и преимущества, включая, например, освобождение от налогов, получение финансовой помощи со стороны государства, право на освещение своей деятельности, в том числе мероприятий по распространению вероучения, организации религиозного воспитания и образования в государственных СМИ на безвозмездной основе.
Понятно, что законопроект А. Чуева, столь явно подрывающий конституционный принцип равенства религиозных объединений перед законом (ст. 14.2), не дошел до стадии постановки на голосование, но попытки законодательно закрепить «традиционность» продолжились. В конце 2002 — начале 2003 г. С. Глазьев дважды вносил в Думу законопроект, в котором (первый вариант) «традиционными» предлагалось признать РПЦ, а также «ислам и буддизм в рамках традиционного компактного расселения мусульманских и буддистских общин». Во втором варианте к числу «традиционных конфессий» добавился иудаизм, но сути дела это не меняет, поскольку речь неизменно идёт, если называть вещи своими именами, о возвышении одних, «традиционных» религиозных организаций, прежде всего РПЦ, и умалении прав других.
274
Аналогичные тенденции можно наблюдать и в появляющихся в последнее время различных концепциях государственноконфессиональных отношений. В одной из них, подготовленной на кафедре религиоведения Российской академии государственной службы (полное название «Концептуальные основы государственноцерковных отношений в Российской Федерации») и опубликованной в 2001 г., констатируется, что в настоящий момент в стране существует «практически не ограниченная законом свобода религиозной деятельности и фактическое самоустранение государства из этой сферы», в связи с чем предлагается создание «механизма проведения единой государственной вероисповедной политики на всех уровнях власти».
Авторы концепции предлагают, в качестве одной из мер по «совершенствованию законодательства», опять-таки выделение «традиционных конфессий», с предоставлением им льгот и государственной поддержки «отдельных видов социально значимой деятельности».
В проекте под названием «Концепции государственной политики в сфере отношений с религиозными объединениями в Российской Федерации», представленном Институтом государственноконфессиональных отношений и права и Главным управлением Министерства юстиции по г. Москве (2001), мысль о важности «приоритетного сотрудничества» государства с «традиционными» религиями выражена ещё более откровенно. Здесь есть много деклараций о необходимости защиты «национально-культурной идентичности», «самобытности», «духовно-нравственных ценностей», над которыми якобы нависла угроза со стороны некоторых религиозных объединений, как специально подчёркнуто, «в том числе иностранных». Но о том, что, согласно Конституции, Россия — светское государство, упоминается только один раз, а вместо понятия «свобода совести» употребляется термин «свобода вероисповедания».
Авторы как одной, так и другой концепции убеждены в желательности, даже необходимости специальной государственной вероисповедной политики. При этом фактически игнорируется то обстоятельство, что подобная политика (в случае осуществления) не вполне согласуется с принципом светскости государства, всегда чревата вмешательством во внутренние дела религиозных организаций, созданием привилегированных условий для одних в ущерб другим. Нам представляется полностью справедливым мнение С. Бурьянова и С. Мозгового, считающих, что «сегодня обществу нужен не конкурс концепций государственно-церковных предпочтений ... а научная разработка эффективных механизмов реализации деклариру
275
емого конституционного права на свободу совести ... каждого человека».