Свобода совести

Начавшееся в марте 1793 г. роялистское восстание в Вандее активно поддерживалось и инспирировалось «неприсягнувшими» священниками, а армия повстанцев, нашивавших на свои куртки знак «Сердце Иисуса», именовалась не только «королевской», но и «католической». Теперь в глазах народных низов, особенно парижского плебса, понятия «католицизм» и «контрреволюция» слились окончательно. Сложилось своеобразное двоевластие Коммуны Парижа, выражавшей интересы низов, и Национального конвента, собравшегося в сентябре 1792 г. и возглавленного в июне 1793 —июле 1794 г. радикальными буржуазными революционерами-якобинцами во главе с М. Робеспьером («якобинская диктатура»). При этом инициатива проведения мер по борьбе уже не только с «неприсягнувшими» священниками, но и «конституционным» духовенством, вплоть до осуществления кампании «дехристианизации» в конце 1793 —начале 1794 г. чаще всего принадлежала Парижской Коммуне.

Иногда Конвент и лидер якобинцев Робеспьер уступали тем или иным инициативам «снизу». Как следствие, декретом от 5 октября

1793    г. Конвентом вводился «революционный календарь», в соответствии с которым летосчисление осуществлялось по годам республики

133

(т. е. с 22 сентября 1792 г.), а христианское летосчисление, «осквернённое предрассудками и ложью, исходившими от трона и церкви», отменялось. Воскресенье и все прочие церковные праздники упразднялись, взамен вводилось празднование десятого дня недели (дека-ди). Календарь носил сугубо светский характер и представлял собой попытку дехристианизации повседневной жизни.

В октябре 1793 г. был принят закон об изгнании «конституционных» священников том случае, если со стороны шести граждан последует обвинение в «негражданском» поведении. Тогда же комиссар Конвента Ж. Фуше, находясь в Невере, издал распоряжение, согласно которому все религиозные символы, находящиеся вне храмов, подлежали уничтожению, а священники не могли показываться в богослужебной одежде за их пределами. На кладбищенских воротах следовало начертать: «смерть есть вечный сон».

Вслед за Фуше многие комиссары Конвента стали действовать аналогичным образом. Стали закрываться церкви, которые превращались в школы, больницы, тюрьмы. Церковные золото и серебро направлялись на монетный двор. Вместо католических храмов стали открываться «храмы Разума». 11 ноября в соборе Парижской Богоматери состоялось празднество в честь Разума. Все христианские изображения были задрапированы, на алтаре зажжён «факел истины». Были выставлены бюсты Вольтера, Монтескье, Руссо и Франклина. В ходе состоявшегося действа солистка оперы изображала Свободу. На празднике присутствовали многие члены Конвента и Коммуны.

23 ноября Генеральный совет Коммуны по предложению прокурора Коммуны П. Шометта принял постановление о закрытии в Париже храмов «всех религий и всех культов», о персональной ответственности духовенства за возможные беспорядки и об аресте всякого, кто потребует открыть церковь. «Конституционные» священники, включая Парижского епископа Гобеля, принуждались к отречению от сана. Секции Коммуны радостно рапортовали о сожжении Библии и молитвенников, мощей и изображений святых, снятии колоколов и разрушении колоколен. Прокатившись по всей Франции, кампания «дехристианизации» привела к тому, что к весне 1794 г. месса регулярно совершалась лишь в 150 приходах.

Но не следует забывать, что многие члены Конвента, будучи учениками философов-просветителей, считали религию важным элементом жизни государства и его опорой. Конечно, в период «революционного террора» с законностью считались мало, и все же законодательство Коммуны нарушало как постановления Конвента о свободе культов, так и соответствующие положения Конституции 1793 г.,

134

правда, так и не введенной в действие. Поэтому 6 декабря 1793 г. Конвент принял декрет, осуждавший «всякое насилие или угрозы, противоречащие свободе вероисповедания». Однако декрет не порицал действия комиссаров Конвента, проводивших «дехристианизацию», и специально подчеркивал, что все законы против «неприсяг-пувших» и мятежных священников, а также тех, кто «попытался бы злоупотребить религией, чтобы повредить делу свободы», остаются в силе.

Эта половинчатая мера Конвента способствовала лишь снижению темпов «дехристианизации», но не её остановке. Закрытые в Париже храмы (среди которых было немало протестантских) так и не возобновили свою деятельность, поскольку в Совете Коммуны были убеждены в том, что в этом случае «временно подавленный фанатизм» возродился бы «с новой силой». Некоторые комиссары Конвента продолжили борьбу с религией и духовенством как борьбу с «контрреволюцией». Действовавший в Бретани Ж. Каррье полагал наиболее рациональным «ненароком» сжечь все церкви и уничтожить духовенство. В этом случае, по его мнению, крестьяне будут думать «только об обработке своих полей и уплате налогов».