Хотя конкордат и устанавливал, что первый консул пользуется по отношению к Святому престолу теми же правами, которыми ранее обладал французский король, нельзя считать сложившуюся ситуацию возвратом к дореволюционной. Во-первых, бесповоротно утвердилось равенство прав граждан вне зависимости от вероисповедания, а протестанты и иудеи получили право на создание религиозных структур, находившихся, как и католические, под пристальным государственным контролем. Таким образом, о прежней монополии католицизма говорить уже не приходилось. Во-вторых, несмотря на тесную связь конфессий с властью, вплоть до предписаний обязательных молитв за её здравие, во Франции продолжала декларироваться (например, Гражданским кодексом 1804 г.) свобода вероисповедания и даже светский характер государства, хотя «революционный календарь» в 1804 г. был отменён.
Правда, французское государство времён Бонапарта ещё не может считаться полностью светским в современном смысле этого слова, но некоторые его элементы (обязательность гражданского брака, право на развод и главное — превращение религии в значительной мере в личное дело при отсутствии у духовенства возможностей для принудительного воздействия на верующих) уже, безусловно, присутствовали. Но нельзя не отметить и значительного ущемления религиозной свободы всех конфессий.
Кроме того, в годы Великой французской революции и правления Бонапарта во Франции отчётливо обозначилось разделение на католические и светские районы, а в политической сфере —на клерикалов и антиклерикалов, которых больше всего было в рабочей и буржуазной среде. Этот глубокий раскол в обществе по вопросу об отношении к католической церкви и даже религии как таковой оказал огромное влияние на дальнейшее развитие событий, придавая всем значимым политическим конфликтам также и религиозное измерение, и дополнительную остроту.
Неоднократные смены политических режимов в XIX столетии не поколебали утвердившейся в конце XVIII в. свободы вероисповедания, вплоть до фактического признания возможности неверия, хотя в некоторых конституционных актах она была декларирована (Кон
137
ституционные хартии 1814, 1830 гг., Конституция 1848 г.), а в некоторых (Конституции 1852 и 1875 гг.) — нет.
Положение же католической церкви при различных режимах несколько отличалось. Иногда она имела статус государственной (1814-1830), но речь о том, чтобы сделать её единственной, никогда не шла. Попытки законодательным путём укрепить влияние церкви часто оборачивались антиклерикальными вспышками. Так было, например, после принятия закона о святотатстве (1825), который предусматривал смертную казнь за осквернение священных сосудов и облаток. В конечном счёте закон так и не был применён на практике. Стремление императора Наполеона III укрепить позиции церкви, предоставив ей в 1850 г. возможность открывать средние школы и влиять на высшее образование, привело к тому, что возникшая в условиях сложнейшей внутриполитической ситуации (поражение в войне с Германией) леворадикальная Парижская коммуна (март — май 1871 г.) занимала, подобно своей предшественнице эпохи Великой французской революции, скорее дехристианизаторские, чем просто антиклерикальные позиции.
Принятый Коммуной декрет об отделении церкви (речь шла о всех признанных религиозных организациях, пользовавшихся государственной финансовой поддержкой) от государства и об упразднении бюджета культов, которые «насилуют убеждения граждан», называл свободу совести «первейшей из свобод». Вместе с тем декрет нёс на себе печать радикального антиклерикализма и враждебности по отношению к религии: всё духовенство объявлялось «соучастником монархии в её преступлениях против свободы», а имущество религиозных конгрегаций национализировалось.
В парижских клубах в это время звучали предложения о закрытии церквей, упразднении религии, взрыве собора Парижской Богоматери вместе с духовенством. Радикальная газета «Пер Дюшен» объявляла, что «понятия поп и враг народа равноценны», а другая газета, «Гора», в номере от 21 апреля восклицала: «Мы плюём на Бога». В различных округах Парижа принимались декреты о закрытии и разрушении храмов. В борьбе с новым французским правительством, размещавшимся в Версале, Коммуна перешла к практике взятия заложников. Всего было арестовано более 250 человек, в их числе около 60 лиц духовного звания, включая парижского архиепископа Дарбуа. В конце мая, когда правительственные войска ворвались в город и судьба Коммуны уже была решена, более 60 заложников, из которых половину составляло духовенство во главе с архиепископом, было расстреляно. Конечно, и версальцы применяли жесточайшие меры против коммунаров, но это не отменяет главно
138
го: вновь, как и в конце XVIII в., борьба за свободу совести быстро обернулась насилием, стремлением к подавлению религиозного мировоззрения и духовенства.