Свобода выбора фатальна

Брагин когда-то дважды проиграл выборы в большую академию по основному списку, отказываясь из принципа баллотироваться по «молодёжному» дополнительному списку, основанному на возрастном цензе, 50 лет для членкоров, 55 лет для академиков. Начал он выдвигаться ещё в АН СССР, потом в реформируемую РАН со «слоновником» кандидатов на каждую вакансию. Тогда он ещё верил в «социальную справедливость» и честную борьбу. А потом чего-то понял и замкнулся, как говорится, «такой хоккей нам не нужен». Если игры ведутся по правилам странным, а то и без правил вовсе. Брагин хотел войти в число избранных честно и согласно научным неоспоримым заслугам, но видел, как всё призрачно и бестолково на научном олимпе, как неправедно ведётся борьба за выделение вакансий, за заполнение этих вакансий членами разных научных группировок, близких по своей организации и «продвижению наверх своих» к мафиозным. Научная мафия бессмертна, раз там крутятся огромные деньги, и происходит своего рода торговля иерархическими позициями и должностями. Но не это главное, сколько достойных из достойнейших кандидатов в членкоры и аки многажды катали на выборах в отделениях и даже на общих выборах.

На последних выборах в РАН Брагин формально проиграл своему старинному знакомцу, директору ярославского института проблем вычислительной техники Юрке Мамонову, а через три года уже после самоубийства Юрки такому же старинному приятелю Леониду. Только те избрались по «молодёжным дополнительным спискам», а Брагин, словно продолжая доказывать всем и себе, продолжал соревноваться по общим, не дополнительным спискам. Того же Юрку Брагин искренно поздравил по телефону с успехом, они давно были связаны многими многолетними перспективными научно-исследовательскими проектами, подружились лично, семьями. Когда уже после выборов Брагин приехал к нему в древний, основанный Ярославом Мудрым град, в его институт, Юрка-директор хорошо его принял, хотя его академическому институту из-за слабого финансирования хвастаться было нечем. Юрий, принимая поздравления Брагина, твердил только одно: если уж кому быть избранным, то только тебе, а не мне, «легковесу молодёжки» в сравнении с тобой. Мол, ничего, скоро нагонишь и перегонишь, в смысле похода за более высокими академическими регалиями. А что оставалось говорить в ответ Брагину? Конечно, что ты более результативен, раз за тебя проголосовали, мол, все справедливо, когда тебя «по молодёжке», а не кого-то другого, признали первым… Не хотел Брагин побеждать по «молодежному дополнительному» списку с конкурсом три-четыре кандидата на место, а в общем списке при конкурсе несколько десятков докторов на одно место – проигрыш. Юрка успокаивал: «На следующих выборах за тебя проголосую». Брагин морщился и отбояривался; «Не в этом фишка – победить на выборах. Фишка в том, что надо выдать «на гора» нечто немыслимое и даже «незамысляемое никем». Вот такая блажь в беседе приключилась: откровение на откровение, успокоение совести на успокоение, блажь как приговор проблеме и себе…

Все же Юрка был честный и добрый парень, признался, как на духу, Брагину: только демократические олухи могли додуматься до того, чтобы выборы по одной специальности в отделение РАН устраивать по основному списку (то есть без ограничения возраста) и по дополнительному (с ограничением). Все же Мамонов и Брагин были в юности неплохими спортсменами и пример из того же большого спорта приводил обоих в недоумение: это все равно, что олимпийские игры, чемпионаты мира и страны проводить по основному и дополнительному списку. Еще Юрка, уже избранный и такой вроде успешный жаловался на падение нравов в высшей академической среде, набираются «безропотные команды своих», как бригады братков, готовых на все, лишь бы оправдывать «доверие» начальников и молчаливо или в голос оправдывать допуск к стипендиальной кормушке.

«По мне бы, вообще бы не платили бюджетные стипендии членкорам и академикам, к чертям собачьим похерили бы эти «гребаные дополнительные списки, по которым проводят «своих» и государство дурят, занимаясь имитацией науки, а не истинным творчеством… Тяжко мне, Жека…» – вот такие слова запомнил Брагин из последней поездки к Юрке в Ярославль. Юрка был единственный из его ученых коллег, который называл его не Евгением, не Евгением Михайловичем, а просто Жекой, больше так Брагин не позволял себя так называть никому – даже Лере… А через год с чем-то Юрка застрелился… До Брагина доходили темные слухи о каких-то семейных, производственных неурядицах друга, тоже какие-то братки, как и на таганрогского профессора и на Брагина, наехали… Еще больше этих разных темных слухов Брагину пришлось бы выслушать на похоронах Мамонова, были ведь и откровенные злопыхатели по такому трагическому случаю, пытавшиеся обернуть все это в фарс и мальчишество. Брагин прерывал подобные речи своих коллег, спокойно просил не говорить о его друге Мамонове ничего порочащего, ничего, что затрагивало бы честь друга.