— А это кто? — такаю я пальцем в женщину, что стоит рядом с отцом. Ну, чистой воды монашка. Во всём чёрном. Тёмное платье до пят. Если бы не шляпа с широкими полями, а повязанный платок, то ей бы икону в руки и в Крестный ход. А так она выглядит скорее светски, чем скромно и благочестиво.
— Артём! — машет рукой Ленка.
— Уже тут, — скользнув по моей спине рукой, садится он рядом и округляет глаза…
Глава 43
— Алевтина Лисовская? И рядом с твоим отцом? — удивлённо моргает Артём.
— Это мать Эллы? — выпучиваю глаза я. И в голове звучат слова самой Эллы: «Если бы это была я, то как минимум пришла бы насладиться своим недолгим триумфом».
— Странно, что я её не видел, — устраивается Артём рядом с нами перед ноутом. — А ещё есть?
— Возможно. Тут проходные фото, которые мы с Таней делали просто так, ради того, чтобы никого не пропустить, мимоходом, и ради удачных кадров, — скользит Ленка пальцем по тачпаду.
— Стой! — показывает пальцем на экран Артём. — Это она же с Елизаровым. И тут даже лицо видно. Это точно она, Лан. Хотя в жизни она не носит шляпы. Всегда в чёрном. Всегда с покрытой головой на манер хиджаба. Марат одно время злился на неё за эту «паранжу», а потом плюнул. Но я понятия не имею, почему не видел Алевтину на нашей свадьбе.
— Ты и не должен был за всеми следить. Но ответ, что она делает на нашей свадьбе, по-моему, очевиден, — смотрю я на плотно сжатые бескровные губы женщины, явно решившей устроить свою личную вендетту.
— Да, сомнений не осталось. Валь!
— Да здесь я, чё ты орёшь? — буквально у него под ухом отзывается Валентин. — Ты посмотри какое у неё лицо, когда Елизаров уходит.
— Жесть, — качает головой Танков, глядя на перекошенное злобой лицо Алевтины Лисовской. — Пойдём-ка выйдем, Валь, — поднимается он.
— А вопрос: откуда она знает моего отца, так и остался открытым! — кричу я ему вслед.
— Скоро мы всё узнаем, Лан, — откликается он, уходя.
И знаю, что спрашивать бесполезно: мой Скрытный всё равно не сознается. И знаю, что гадать бессмысленно: то, что задумал Танков, знает только Танков.
Мы с Ленкой досматриваем фотографии. Но больше там ничего интересного. Разве что моё внимание привлекают женщина с худенькой девочкой лет двенадцати. Но я без особого труда догадываюсь, что это Нина, нынешняя жена Елизарова, и Вероника, сводная сестра Артёма. И Нина тоже явно ссорится с мужем. А потом они уезжают ещё до того, как свадьбу отменили, хоть ребёнок и не хочет. Как она, наверно, об этом жалеет, что они уехали. Ведь как знать, останься они и, возможно, для Елизарова тот день не закончился бы в больнице. И три дня он не находился бы на грани жизни и смерти.
— Ладно, хорошо у вас, соседи, но пора и честь знать, — вернувшись, подаёт Валька руку Лене, помогая подняться.
— И не надейтесь, что вы от нас так легко отделаетесь, — отвечает ему Танков. — Я обещал жене показать, как делают твои деревяшки.
— А я-то не знал, — лыбится Валька. — Ждём вас завтра.
И я вроде тоже была осведомлена, но чего никак не ожидала, так это того, что утром мы поедем на мотоцикле.
А потом ещё будем гонять на двух байках по просёлочным дорогам: на одном я с Тёмкой, на втором — Валька с Ленкой. Рыком моторов пугая птиц в соседнем леске. И подставляя лица таком яркому и по-настоящему весеннему солнцу.
И как же приятно было оказаться после такой бодрящей прогулки в пропахшем запахом дерева цеху.
— Это же дома-деревья? — удивляюсь я, поднимая две заготовки, контуры которых повторяют очертания знаменитого комплекса домов на Хайнане, построенных как раз в форме настоящих деревьев с округлыми кронами.
— В точности, — показывает фото, лежащее на одном из столов довольный Танков.
— А зачем здесь дырки? — разглядываю я его сквозь прорези по контуру ствола.
— Это доска для хлеба, — поясняет Валька. — Верхняя часть. Она кладётся в нижнюю и крошки не сыплются и легко выкинуть.
— Гениально. А это те самые французские лопаточки? — беру я упакованные по шесть штук деревяшки.
— А это самый популярный наш товар, — протягивает мне Валька скалку. Такую ровную без ручек, просто в форме круглого чурбачка. — Держи! В хозяйстве пригодится.
— О, да! — взвешиваю я её на руке, глядя на мужа.
— У них одно время была такая шутка, — улыбается Ленка, глядя как Тёма испуганно округляет глаза. — Все женщины с прямыми волосами хотят кудряшки, все кудрявые хотят иметь прямые волосы. Но все они хотят Танк.
— Ланку у нас этим не проймёшь, правда? — дружески обнимает меня за плечи Валька. — Потому что она спокойна как танк. Может переехать и не заметить.
И у них в арсенале ещё оказывается столько шуточек про танки, что они перекидываются ими весь обед, сидя за большим деревянным столом, который по рассказам Вальки его прадед смастерил своими руками.
Потом мы с Ленкой, закутавшись в пледы, сидим на большом крыльце, в окружении их дюжины кошек, которые хрустят кормом, лежат, вытянувшись в солнечных пятнах на дощатом полу, дерутся, скачут по перилам и точат когти о резные балясины. А парни, вдохновившись рассказами про деда, уходят в столярную мастерскую что-то пилить и строгать.