В номере они не раздеваясь, сразу прошли в комнату. Посередине стояла большая двуспальная кровать, слева и справа у изголовья – две тумбочки, двухстворчатый старый шкаф, пухлое, будто бы надувное, плюшевое кресло на небольшом коврике в углу, дверь на балкон была приоткрыта. Лёгкая штора колыхалась от вечернего ветерка. "Просили меня не забыть закрыть, если уйду. А я – забыл... Зачем я привёл его сюда? Зачем вообще это всё? Здесь всё какое-то..."
– Меня никто никогда не называл так... – Игорь смотрел на одну из тех стандартных картинок, что любят вешать в комнатах для гостей.
Они по-прежнему стояли в одежде перед кроватью. Данил минуту назад полный решимости, а теперь переминавшийся с ноги на ногу казался потерянным: "Что с ним? – думал Игорь, сам отчаянно робея, – может, действительно стоило пойти в какой-нибудь парк?"
– Как?
Зачем он спросил? Данилу нравилось звать его так – Горьчик. Словно маленькое недозрелое яблочко, мимо которого ты не смог пройти – пусть ещё несозревшее, но такое манящее, оно висело прямо перед твоим лицом. Сорвал, куснул, ожидаемо кисло и немного горчит, но так освежает, заставляет слюну собираться и скапливаться во рту... приходится сглатывать. Попробовал – как напился. Он не мог напиться Игорем, ни в школе, когда вдруг "увидел" его, ни сейчас, когда увидел его вновь в метро. Он готов был называть его так постоянно, произнося через слово – Горьчик, Горьчик... Он пил и пил его имя, его самого, его голос. Это пугало. Разве так бывает, чтобы через столько лет... снова... сначала... Разве снова? Разве давным-давно Данил уже не принял решение? К чему приведёт их всё это... эти отношения? "Незрелые и горькие..." – Данил усмехнулся непонятно откуда взявшемуся приступу поэтического безумия.
– А почему ты никому не разрешаешь изменять своё имя? – вопрос Игоря вывел его из задумчивости.
– Ты хочешь узнать это именно сейчас? – прозвучало неожиданно резко. Данил отвернулся и стал рассматривать на стене ещё одну "чудо-репродукцию" какого-то известного букета намалёванную на картоне.
– Тебе неприятно об этом говорить? Что с тобой? – Игорь потянул его за руку, и они сели на кровать. Теперь это была не та стесняющая обоих плоскость, на которую каждый, как только они вошли в номер, робел даже взглянуть. Сейчас здесь можно было сесть, просто сесть рядом, близко.
– Это не моё имя.
– Как не твоё? – Игорь хотел видеть лицо Данила, но тот теперь разглядывал свои руки, лежащие на коленях.
– Меня звали по-другому... тогда, давно...
Игорь не выдержал и, протянув руку, взял Данилу-неДанилу за подбородок и медленно повернул его к себе:
– Посмотри на меня.
Данил аккуратно высвободился и опять уткнулся взглядом в свои руки.
– Расскажешь? – попросил Игорь.
– Здесь нечего рассказывать. Меня взяли из детского дома в приёмную семью. Маме... Татьяне Сергеевне всё время хотелось сына, но не получилось. Она мечтала, чтобы её ребёнка звали, как отца, который бросил их с матерью, когда ей было лет десять, кажется, с тех пор она просто бредила этой своей идеей. Короче, мне поменяли имя. Я первое время ничего не понимал (правда, я не очень хорошо помню всё это – маленький был, они рассказали мне потом, позже, лет в десять.) и просто не отзывался. Она сердилась, я плакал. Её муж тоже включился в историю с моим "переименованием". Постепенно я переучился, привык. Когда пошёл в школу – начал забывать, как меня звали раньше. Но с тех пор, я не переношу, если хоть одну букву меняют в моём имени.
– Как они с тобой... – у Игоря от жалости защемило сердце.
– Да нет, ты не думай... они, в общем-то, хорошие люди. Мама, Татьяна Сергеевна, любила меня, да и сейчас любит, конечно. Она очень много занималась со мной, учила: в интернате с нами не слишком возились. Я даже пошёл не в первый класс, как все, а сразу во второй. Её муж, Дмитрий Анатольевич, тоже был нормальным... отцом – играл со мной в шашки, шахматы, каждое воскресенье возил в авиамодельный кружок на другой конец города, для чего ему приходилось рано вставать в свой единственный выходной. Вообще, всё неплохо сложилось. Я очень благодарен им за то, что они взяли меня к себе. Не слишком я годился для таких учреждений – личиком подкачал... – Данил горько усмехнулся, – меня... мне там было очень плохо. Я всё хорошо помню. И если бы не мои приёмные родители, то я вряд ли протянул там ещё год.
– Молчи, – Игорь снова повернул к себе лицо Данила, потом обхватил за плечи и неловко притянул к себе.
– А я хотел приехать на вокзал, – прошептал Данил. – Ну, тогда, когда ты уезжал в институт. Я думал, может... – он задышал чаще и, развернувшись всем телом к Игорю, забрался к нему на колени и спрятал своё лицо в изгибе чужой шеи.
– Приехать? Я всё равно бы тебя не увидел в такой толпе... – Игорь гладил по голове Данилу, перебирал волосы, второй рукой водил по спине...