Свободен (СИ)

          Данил едва сдерживался, он почему-то не хотел, чтобы Игорь слышал его стоны. Пока его мучили, терзали ласковыми руками он сидел, закусив губу и вцепившись руками в бортики ванной. Стеснение было такой силы, как если бы они познакомились только что. И в тоже время ему хотелось, чтобы Игорь сжал, сдавил его руками, притиснул к себе, взял... "Можно воспользоваться гелем для душа. Или нельзя?"

          Когда Игорь встал с пола и, вытирая мокрые руки о халат, вышел следом за Данилом, то почувствовал, что от его решительности не осталось и следа. "Такие как ты и подставляют задницы!"

          "Мне надо сейчас будет подставить ему задницу? И как? Нет, ни за что! Тогда получится... А может мне не надо подставлять, может Данил?.. И я, как мужик смогу... "

          Если Игорь как-то храбрился, впрочем, неосознанно надеясь на Данила, то последний от неизвестно откуда взявшегося страха ощутимо трясся всем телом. Недавний кураж в ванной и отчаянность сменились растерянностью.

          Всё, на что хватило Игоря, это опуститься в кресло и потянуть Данила на себя. Покраснев до вишнёвого цвета, тот неуклюже сел и застыл в явно неудобной позе...

          От первого робкого движения Данил распахнул глаза и замер. На вопрошающий взгляд Игоря, заморожено кивнул и облизал губы... Потом сам скопировал, повторил, от смущения зажмурившись...

          Вот так, в кресле, не проронив ни звука, они, помогая друг другу руками, разрядились от накопившегося желания. Игорь жалел, что он не видит глаз Данила, и в то же время радовался, что не видит их.

          Почти сразу, тяжело дыша, с кресла они переместились на кровать: тесно прижавшись, замерли под одеялом. Сначала напряжённые, потом согревшись от тепла друг друга – расслабленные, они долго разговаривали. Первым рассказывал Игорь, но уже без перечисления своего канувшего в лету автомобильного парка, несуществующих членов семьи и такой далёкой сейчас работы. Школа – как жил без него, Москва, не забыл про Катерину... Данил не сводил глаз и слушал, не перебивая. Он не задал ни одного вопроса.

          – Теперь я? – только и спросил, когда Игорь замолчал.

          – Если хочешь... Но я бы хотел знать о тебе всё.

          Данил кивнул, опустил голову, придвинулся к Игорю ещё ближе и рассказал. Он горячил своим дыханием его плечо, шептал во влажную кожу... Он рассказал, наверное, больше, чем Игорю было надо, больше, чем он мог сейчас вынести.

          – Прости, Горьчик... так вышло, – Данил вжался в него и замолчал.

          После первых фраз Игорю показалось, что он оглох, потом – ослеп: монотонный гул жужжащих около него неузнаваемых слов и качнувшийся посеревший потолок комнаты, в центре которого висела горящая трёхрожковая люстра – свет становился всё тусклее и тусклее. Он повернулся и наугад прижался лицом к влажным волосам Данила, касаясь их губами – Игорь вдыхал и вдыхал его уже ставший родным запах. Облегчения не наступало: сердце разрывалось от боли, от всех этих диких и ненужных подробностей. "Выдержать до конца... Я выдержу! Ты мой – Данил! А это всё – не по-настоящему..." В конце Игорь уже не слушал – он втискивал, впечатывал рукой его лицо в себя, словно хотел вжать все эти страшные слова в кожу, вдавить их, чтобы не слышать, не знать...

***

          Данил тяжело дыша, сел за столик.

          – Боялся опоздать? Я всё равно дождался бы тебя, знал, что ты придёшь... – Игорь, недоговорив, замолчал. Всё было не так, не так как он напредставлял себе, пока ждал его. Данил был другой – сосредоточенный и... чужой. Страшный в своей отстранённости.

          – Игорь, я пришёл попрощаться, – Данил опустил голову и начал перебирать стоявшие на столе солонку, перечницу, зубочистки в пластиковом футляре, переставляя их то так, то эдак, избегая смотреть на того, кто напротив. Того, кто давно перестал дышать и мечтал выйти прямо через это огромное стекло сразу на улицу, чтобы не видеть, не понимать, чтобы только не слышать того, что сейчас ему скажут. – Пойми меня, пожалуйста... Я не смог, не смогу... Да и ты тоже. Ты ведь сам...

          Игорь ничего не понимал. Одно было ясно – в метро, то, что за углом, он спустится сегодня один. Но чтобы не растравлять, не мучить ненужными выяснениями по киношному стандартно выпалил, торопясь:

          – Я всё понимаю, правда. Желаю тебе... чего там желают? Вот этого и желаю, – он встал и схватился за куртку. Снова сел. Вырвал из рук Данила всю эту столовую мелочь, что тот уже сгрёб со стола и просто держал в руках:

          – Это всё потому... это из-за того, что в номере я... ну, что я не смог?.. – он смешался, замолк, удерживая чужие холодные руки в своих. – Я смогу, я буду стараться, я научусь. Данил! Посмотри на меня! У меня... у нас всё получится, верь мне. Правда-правда, – опять откуда-то вылезло это детское, давно забытое клятвенное обещание.

          Данил осторожно, буквально, по миллиметру стал вытягивать свои руки из захвата – получалось плохо:

          – Мне больно, Горьчик, отпусти меня, пожалуйста. Не надо... Ты не понимаешь... Всё сложно... Нет, это не потому... Я просто не разговаривал, не смог, – он всё также избегал смотреть на Игоря. – Я пришёл попрощаться с тобой.