Свободен (СИ)

          – Только смог, – зачем-то начал объяснять Игорю молодой отец, словно почувствовав к себе интерес. – Не получилось раньше. А мать его, – он повернулся к сыну и легко поцеловал его в макушку, спрятанную под шапкой, – она и так против, а тут и опоздал... Бабка тайком водит сюда... Ждёт, небось, где-то здесь.

          Во время сбивчивого рассказа Игорь разглядел юного папашу повнимательнее, не такой уж он оказался и юный: лицо грубоватое, слева не хватает одного зуба и ему явно уже больше двадцати, руки крупные, мосластые:

          "На заводе работает или в автосервисе, – подумал Игорь. – Но всё равно, в школе, наверное, учился, когда..."

          Он не знал, какими словами додумать это самое "когда": грубо, как рвалось с языка, не хотелось – было как-то стыдно, и жалко их. Жалко и этого ещё мальчика, но уже отца, было жалко его крошечного всхлипывающего сына.

          Парень опустил голову вниз, и опять начал что-то нашёптывать в детскую шапочку. Временами казалось, что он не говорит, а поёт какую-то песню. Игорь уже не чувствовал, что джинсы совсем вымокли, что порывы ветра стали резче и внезапно стало понятно, что на дворе октябрь и больше тепла не будет, впереди ждёт только ещё больший холод; Игорь всё старался расслышать слова песни. Вдруг он её знает? Это стало так важно для него, просто жизненно необходимо – услышать и непременно узнать её!

          Наконец, мальчишка отодвинулся от отца, нагнулся и маленькими неловкими пальчиками, медленно стал завязывать свои шнурки.

          – Научился? А если у меня шнурок развяжется, ты ведь мне сможешь завязать, Тёмыч?

          Мальчик воодушевлённо закивал головой и довольный такой по-топорному мужской похвалой, улыбнулся. Он уже закончил со вторым ботинком и встал:

          – Папа, пойдём, посмотрим уточек... – Он заглядывал в лицо мужчины. – Пошли, пап.

          Отец не двигался. Тогда мальчик взял его руку и подёргал, стараясь стащить упрямца с лавки. Ничего не помогало. Слёзы ещё блестели на щеках, и отец пальцами грубовато прошёлся по ним, стирая влагу, напоследок вытер нос сыну и обтёр пальцы об свои джинсы, но так и сделал попытки подняться. Мальчик смотрел на него умоляющими глазами.

          – Пап, пойдём, я хочу тебе показать уточек!

          Парень неуверенно смотрел на сына, потом перевёл глаза на Игоря:

          – Уже поздно... пора идти.

          Игорь не понял, кому это было сказано – самому себе, Тёме или ему, случайному свидетелю. Парень, наконец, решился и встал, но ни одного шага так и не сделал по направлению к водоёму. Наверное, ему было пора уходить, а может быть, малыша требовалось вернуть бабушке. Тёма вытащил руку из отцовской и прижал её к груди, намереваясь снова начать упрашивать, но, не выдержав напряжения, не отрывая глаз от отца, словно бы от отчаяния вложил свою ладошку ему в руку. Не вцепился в пальцы, не потянул, а просто вложил покрасневший от холода кулачок, и нерешительно переступив с ноги на ногу горячечно зашептал:

          – Пойдём, пожалуйста, пожалуйста, пойдём, папочка, пожалуйста...

          Игорь рывком вскочил с лавки и чуть ли не бегом бросился к выходу. Вспенилась, забурлила горечь, затопила горло, нос, казалось, что ещё мгновение и она, поднявшись выше, хлынет из ушей, из глаз... Он вдруг вспомнил, такую же несмелую доверчивую ладошку в своей и даже услышал, отчётливо так, ясно:

          – Пойдём... там очень красивые рыбки. Врач вчера говорил... А меня одного заругают...

          Игорь, как ни старался, не мог вспомнить: ни лица говорящего, ни то, пошёл он смотреть рыбок или нет, но умоляющие огромные глаза и тепло маленьких пальчиков... вот, в этой руке. Он поднял правую руку к лицу, будто хотел посмотреть, проверить, не осталось ли там каких следов, но вместо этого только с силой провёл по волосам, шее и зашагал быстрее.

Давно. И снова почти, правда

          Одиннадцатый класс. Последний звонок, а он умудрился проспать. Не позавтракав, толком не умывшись, чуть ни с разбега запрыгнув в костюм, что с вечера приготовила ему мама, Игорь, вылетел из квартиры и припустил вниз по лестнице: "Может, всё-таки успею к первому?"

          На площадке третьего этажа он натолкнулся на Данила. Тот стоял у окна, спиной к лифту, но услышав шаги, развернулся. Игорь резко остановился, словно ударившись о нежданное препятствие. Поморщился, как от боли – видно сильно врезался в то препятствие.

          – Ты чего здесь? – он, конечно, знал ответ на свой вопрос, но что-то надо было говорить...

          – Я пришёл к тебе, – Данилу было страшно – это бросалось в глаза, но он упрямо задирая подбородок, смело смотрел Игорю прямо в лицо. Нижняя губа подрагивала, правая рука яростно теребила кнопку на манжете куртки.

          – Вижу.

          Игорь избегал глаз Данила, он смотрел на эту несчастную кнопку, ожидая, что она не выдержит такого напора и отлетит. "И долго он так будет? Что молчит-то?.." – Игорь злился на себя, на Данилу, на то, что проспал. Он просто злился. Он всё давно решил для себя. Всё.

          – Данил, мне не надо этого всего. Понимаешь? Не надо. Мне противно! Не ходи за мной. Я не хочу... – и Игорь побежал по лестнице вниз.

          С того дня змейка больше не появлялась. Да и другие, более грозные гады исчезли, как не бывало.