Свободная охота

Они тогда с Ольгой не поняли друг друга и, недовольные, разошлись. Ольга уехала ночевать к родителям и Терехов остался с Игорьком. Сын, понимая, что между родителями пробежала чёрная кошка, сделался ласковым, бессловесным. А вот глаза выдавала его – в глазах застыл испуг.

По броне машины что-то щёлкнуло, с чирикающим воробьиным звуком унеслось в сторону и Ефремков проколол взглядом Терехова: что это?

– Пуля, – спокойно пояснил капитан, – с хребта пришла. На излёте.

Худые пропыленные щёки его поджались, втянулись под скулы, лицо сделалось длинным и каким-то удовлетворённым. Вполне возможно, Терехов был доволен тем, что душманы наконец-то прорезались, проявили себя – это лучше, чем неизвестность. Неизвестность выматывает жилы, в ней человек стареет, седеет, ждёт выстрела и одновременно молит неведомого военного бога, чтобы этот выстрел не прозвучал – и ему сразу делается легче, когда пуля всё-таки бывает выпущена из чужого ствола.

Терехов глянул на колонну – колонна шла ровно, не сбавляя и не увеличивая хода – водители точно держали скорость. Кучеренко быстро выровнял ручной пулемёт, высунул дуло в смотровое окошко, передернул затвор.

– Никак бой будет, товарищ капитан?

– Посмотрим, – Терехов проверил станковый пулемёт, движения его были размеренными, без суеты и пляски пальцев – капитан действовал, как на учениях.

Впрочем, он так и должен был действовать – боевое крещение он прошёл, давным-давно прошёл, позади немало стычек и стрельбы, а в последний раз домой он приезжал по ранению. Был ранен, только Ольге об этом не сказал – посчитал, что не надо ей знать о разных царапинах.

Недалеко, в замутнённых скалах раздался хлопок, над колонной пролетела граната и взорвалась на рыжей сухой целине.

Колонна продолжала движение – ничто в ней не дрогнуло, не нарушилось, даже заполошного рёва дизеля, когда какой-нибудь водитель неожиданно начинает давить ногою на газ, суетиться, паниковать, не понимая, что вне колонны ему движения нет, только в колонне, не раздалось. Таких водителей нужно немедленно убирать из Афганистана, отправлять домой на Большую землю, как вообще отправлять людей, у которых всё время находятся причины для болезней: то вскакивают прыщи на лбу, то свербит в носу, то потеют мочки ушей либо они вообще задыхаются в приступе ОРЗ – новомодной хвори, схожей с насморком. Таким людям – не место здесь, им место дома, в тепле, в неге и покое, подле любимых женщин, а здесь должны находиться другие люди. Терехов поймал вопросительный взгляд Ефремкова: что делать дальше?

«Пока ничего не надо делать, Коля. Главное – спокойствие и спокойствие», – взглядом на взгляд ответил Терехов, и Ефремков все понял.

– Держи дистанцию! – произнёс вслух Терехов и Ефремков послушно склонил голову.

В непроглядной мути, окутывавшей горную гряду, снова раздался сухой пригашенный хлопок, муть вспорола стремительная чёрная точка, разрезала пространство и опять шлёпнулась на рыжую целину. «Перелёт», – во второй раз удовлетворённо отметил Терехов.

Колонна продолжала спокойно двигаться дальше. Но недолго – через несколько минут впереди возникла суматоха, раздалось несколько взрывов, и бронетранспортёр Терехова, уже не опасаясь мин, по запылённой обочине, утопая в мутных рыжих всполохах, проскользил вдоль колонны в голову, на подмогу. По рации Терехов поговорил с начальником колонны майором Синицыным, тот хриплым, запорошенным пылью и моторной вонью голосом объяснил, что от боя не уйти. А раз будет бой – значит, вся колонна в нём увязнет, это, как говорится, ежу понятно. Майор помолчал немного, пожевал губами – звук неожиданно усилился, был таким, будто майор сидел рядом в кабине бронетранспортёра и приказал Терехову:

– Подтягивайся ко мне!

Впереди, в солнечной дневной мути, во взваре пыли обозначился узкий каменный проход, в который и врезалась дорога – идеальное место для засады. А поскольку душманы по части засад – мастера, пить-есть не будут, а засаду в таком месте обязательно поставят – уж больно узина выгодная, любой танк камнями закидать можно, то здесь их точно ждут, и гостинцы точно есть: мины, вращенные в дорогу, гранатомёты наизготовку, а где-нибудь на укромной ровненькой площадке – и американские безоткатные пушки. А негромкие хлопки, мелкие гранаты, вышвыриваемые из нерассеивающейся жёлтой мути – это устрашающий маневр, некая дорожная «указивка» – туда, мол, туда, в каменный лаз колонне надо втягиваться, в лаз…

Но колонне не надо туда втягиваться. Нужно попытаться обойти по рыжей, может быть даже, начиненной минами целине, эту гряду, лаз, занятый душманами. Там у них наверняка и пещеры с оружием имеются, и «базы отдыха», и молельни, хотя здешнему люду молельни не нужны, намаз тут правоверные настропалились совершать где угодно: на улице, на рынке, подле горной речки, на вершине горы; на мосту. Терехов сам не раз видел: иногда даже в автобусах совершают, хотя, наверное, это не положено – ислам не терпит суеты.